Тарсо, Христа ради юродивая | страница 76
Тогда окаменевший цемент самодовольства личной безопасностью может превратиться в пыль. Это, однако, позволит человеку в смирении преклонить колени и отвергнуть высокомерие Его Величества трагического Я. И в таком случае море успокоится и корабль выровняется. Тогда воистину блажен тот, кто ведет этот корабль к пристани Божией. Он мирно причалит к пристанищу хотения своего[163].
* * *
Тарсо, несомненно, сделалась в наши дни апостолом евангельского безумия. Но большинство людей, видевших ее и судящих о ней с точки зрения расхожих представлений о человеческом достоинстве, не заметило того, что это безумие — евангельское. Поэтому безумие Тарсо этих людей только смущало.
* * *
Тот добропорядочный христианин, который прекрасно себя чувствует не только в церкви, но и в мирском обществе, может чутко реагировать на нарушение общепринятых нравственных правил. При этом он может думать, что эта чуткость отражает всю глубину и широту подлинной духовной жизни.
Эта чуткость непосредственно связана у нас с идеализированным, искусственно созданным образом самого себя как «хорошего человека». Мы возмущаемся покушениями на общественную мораль и считаем, что соблюдение ее норм — это главный критерий качества человеческой жизни вообще.
В глубине души мы хотим шагать в ногу с общественной модой во всем. В том числе и в декларируемом нами стремлении ко спасению во Христе. Не скрывается ли здесь просто-напросто желание, чтобы люди нас одобряли?
* * *
Апостол Павел не стыдился объявить о себе: мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне[164].
К пониманию безумия во Христе и тем более к опыту такого безумия никто не может прийти в костюме общественной добропорядочности. Ведь этот костюм обычно прикрывает нашу порабощенность явным или скрытым себялюбием.
Потому-то и неудивительны наши затруднения, когда мы пытаемся постичь, что такое духовная жизнь во Христе. Эти затруднения проистекают из сильной, хотя и незаметной для нас, склонности к обмирщению нашей духовной жизни. Мы однозначно на стороне моды. И это стало особенно заметно в наши дни, когда приходится уже обсуждать обмирщение нашей церкви.
Тарсо говорит нам: человеческой душе необходимо смирение. Она говорит нам это всей своей жизнью и всей логикой своего подвижнического безумия. И это воистину делает блаженную Тарсо апостолом евангельского безумия. Такое безумие — это вызов, обращенный к самосознанию христиан. Этот вызов должен быть сегодня воспринят как призыв пробудиться от абсурда, как просвет во тьме и мраке современности.
