Анна Герасимова рассказывала: «Никого ничем никогда она не отличала: ругал ли кто ее, ласкался ли кто к ней — для нее все были равны. Всякому говорила она лишь то, что по их, по блаженному-то, Сам Господь укажет и кому что надо было для душевного спасения. Одного ласкает, другого бранит; кому улыбается, от кого отворачивается; с одним плачет, а с другим вздыхает; кого приютит, а кого отгонит; а с иным, хоть весь день просиди, ни полслова не скажет, точно будто и не видит. С раннего утра и до поздней ночи, бывало, нет нам покоя, так совсем замотают: кто о солдатстве, кто о пропаже, кто о женитьбе, кто о горе, кто о смерти, кто о болезни и скота и людей — всяк со своими горями и скорбями, со своей сухотой и заботой идет к ней, бывало, ни на что без нее не решаясь. Сестры, у кого лишь чуть что, все к ней же летят; почтой, бывало, и то все ее же спрашивают. Как есть, нет отбою. И все говорят: что она им скажет, так все и случится — Сам, значит, уже Бог так людям на пользу жить указал. Как же их погонишь-то?! И ее прогневать не хочется, да и Бога-то боишься. Бывало, с утра и до поздней ночи и тормошишься; иной раз так тошно, а терпишь да молчишь, делать нечего. Старух и молодых, простых и важных, начальников и не начальников — никого у ней не было, а все безразличны. Любить особо, Бог ее ведает, любила ли кого, я не заметила».
Художник М. П. Петров пользовался особенным расположением Пелагии Ивановны и был наречен ею духовным сыном. Он представлял собой живой пример того поразительного благодатного действия, посредством которого она обращала на путь спасения человеческие сердца. Вот что он рассказывал о своем первом посещении Пелагии Ивановны: «После бурной моей жизни, побыв на Афоне и в Иерусалиме, я не знал, на что решиться: идти ли в монастырь или жениться. На возвратном пути из этого благочестивого путешествия заехал я в Саров и в Дивеево, это было в 1874 году. На второй день по приезде в Дивеево меня свели в келию к юродивой Пелагии Ивановне, о которой много давно я слыхал. Когда взошел в ее келию, меня так поразила ее обстановка, что я сразу не мог понять, что это такое: на полу на войлоке сидела старая, скорченная и грязная женщина, с огромными ногтями на руках и босых ногах, которые произвели на меня потрясающее впечатление. Когда мне сказали, что это и есть Пелагия Ивановна, я нехотя поклонился ей и пожалел, что пошел к ней. Она не удостоила меня ответа на поклон мой и с полу пересела на лавку, где и легла. Я подошел к ней и спросил: “Идти ли мне в монастырь или жениться?” Она ничего на вопрос мой не ответила и только зорко на меня смотрела своими быстрыми блестящими глазами. Я повторил раза три тот же вопрос и, не получая от нее ответа, ушел от нее раздосадованный и разочарованный, решившись к ней уж более не ходить.
