«Вдруг пойдут дожди, небо заволокут облака как раз в день прилёта борта. На другой день я не смогу повторить заказ, а „там" скажут, что, видимо, им уже не нужен самолёт, коли молчат. А у нас рацию начальник отправил в Тунгуск предыдущим рейсом. Нам не оставили ни одной лодки, пешим ходом без карты и без продуктов не дойдёшь за пятьсот километров. Вот и сиди теперь, смотри в костёр, может, там какая-нибудь умная искра проскочит».
В полдень сварили жиденький супчик: горстка вермишели и две ложки тушёнки, потом чай с кусочком сахара. От безделья Петрович решил посмотреть, что упаковано в тюках, вдруг что-то может пригодиться. В одном из них он обнаружил палатки и брезенты, в другом — спальники. Ещё в двух упаковках оказались лодки-пятисотки без днища, просто большие резиновые камеры. Здесь же был лодочный насос. От нечего делать Петрович накачал одну лодку, камера оказалась целой. Оставил до утра, чтобы проверить, не выпустит ли она воздух. Обратился к Андрею:
— Загляни во вьючник! Есть ли у нас резиновый клей?
Затеплилась слабая надежда. Не всё еще потеряно!
Вечером попили чай с кусочками сахара, Петрович поднялся на бугор погулять. На востоке ему открылась даль бескрайняя, тундровая равнина: ни деревца, ни кустика, нет ни оленей, ни медведей. С другой стороны, далеко за озером, такая же картина. Он вернулся в палатку и залез в спальник.
— Андрей, — буркнул негромко, — спим, пока солнце не нагреет палатку. Кто спит, тот сыт, говорила мне мама в годы войны, в самом её начале я был школьником.
Но сон не шёл.
За двадцать четыре года всякое бывало, вспоминал он. Но такого! Начальник за полчаса до отплытия объявил:
— Петрович, ты остаёшься с документами и остальным грузом. С тобой останется Андрей. Через четыре дня вас заберёт борт на поплавках.
Сел в лодку и уплыл за плотом. Напоследок забрал карабин, попросил топорик. Пришлось ему отдать ещё и спиннинг. У них остались пила, два геологических молотка и детский топорик со сточенным до обуха лезвием. Топорик пережил в семье Андрея, видимо, несколько поколений и стал раритетом. Андрей отказался передать его на плот.
Петрович проснулся поздно, Андрей у костра сидел с кружкой чая. Накаченный с вечера баллон успешно прошел испытания: утечки воздуха не было отмечено. Сварили похлёбку, подкрепились. Чем теперь занять день?
Петрович пошёл в ближний лог набрать дров и обнаружил там пихтовые сухостоины, низкорослые, но достаточно толстые. Долго возился, но срубил две штуки маленьким топориком и перетащил их в лагерь. Брёвнышки оказались чуть длиннее лодок. Затем он занялся лодками, выпустил воздух, упаковал, приготовил к погрузке. Осталось ждать ещё два дня. В конце концов они, эти длинные-предлинные два дня, прошли. В день прилёта «аннушки» встали и позавтракали пораньше. Началось ожидание: вот-вот должен послышаться гул мотора! На небе — ни тучки, ветер слабый, погода идеальная, но самолёта нет. Прошло полдня, наступил вечер. До глубокой ночи они сидели у костра и гадали: что бы это значило и как им теперь действовать? Куда ни кинь, всюду получался клин: связи нет, о них никто не знает, что они тут сидят; лодки нет; продуктов почти нет; до жилья пятьсот километров — не дойти. Решили, что завтра диспетчер порта о них вспомнит. Не пропадать же здесь на пустынном берегу!
