– Нет, ну когда люди пьют вдвоем, то надо за что-то, – настояла Светка.
– Кто сказал? – не унимался я.
– Это народная мудрость. Люди пьют вместе, потому что их что-то объединяет. Радость или горе, – грустно сказала Светка.
Светкины глаза были как у ламы: темные длинные пушистые ресницы скрывали какое-то беспокойство во взгляде. Короткие густые волосы, больше похожие на гриву, свободно спускались вниз, немного не доставая до изгиба шеи.
О, эта линия перехода шеи в плечо, отпечатанная в моем мозге и очерченная чернилами моих зрачков, знакомая до запаха и прикосновения и лишающая воли и здравого смысла.
– Давай, выпьем за то, что ты предложишь, – сказал я.
– Тогда за нас с тобой, чтобы мы были опять вместе и начали новую жизнь, – тихо сказала Света.
– Давай за нас с тобой по отдельности, – сказал я.
– Ты сказал, что выпьешь за то, что я предложу, – тихо настояла Светка.
– Я не могу за вместе пить. Просто не могу, – отрезал я тихим голосом.
– Хорошо, за тебя и за меня, – сказала Светка и пригубила вино.
Я поднял бокал в приветствии и тоже чуть-чуть отпил. Вино оказалось очень даже приятным на вкус.
Мы молча ужинали, тостов больше не произнося, а просто запивая еду вином. Наконец мы закончили.
Светка долила вина в бокалы.
– Я знаю, зачем ты пришла, – начал я. – Я тебе скажу честно: я не знаю, как простить тебя. Я имею в виду, что сказать все можно, но как простить в душе, так, чтобы не болело, не напоминало о себе постоянно, я не знаю. Один очень мудрый, – я запнулся, я не знал, как назвать домового: он вроде не человек, поэтому назвать его мудрым человеком нельзя, но как еще его определить, я не знал. Наконец сообразил: – Дедушка. Один мудрый Дедушка сказал, что это возможно, но не сказал как.
– Но ведь возможно, – с надеждой сказала Светка. – Главное, если у тебя есть желание, то мы можем попробовать сделать это вместе, именно вместе.
– Я не знаю, есть ли у меня желание. Меня захлестывает злость, крепкая, как стакан водки, злость. Иногда хочется тебя убить, просто забить до смерти, а заодно и Игоряшу.
– Убей, – смиренно сказала Светка, – убей, если тебе так будет легче.
– Убить-то можно, а вдруг не поможет? И потом, меня родители еще в детстве учили, что убивать нехорошо.
Я посмотрел Светке в глаза и чувствовал свою беспомощность перед злостью, наполнявшей мою душу. Но глядя на изгиб ее шеи, плавно переходящий в плечо, я вдруг почувствовал, как моя злость начала выстраиваться в организованные когорты для наступления и от этого перестала быть хаотичной и стихийной. Пора отступать прошла.
