Собакин сквозь нависающую челку посмотрел на меня по-доброму, но во взгляде было заметно беспокойство по поводу того, что я начал пить.
– Не волнуйся, – успокоил я пса, – в Москву приедем, больше не буду. Да и завтра с утра за руль садиться, так что сегодня еще ничего, а завтра уже все. Понял?
Собакин опять встал, потоптался на месте и посмотрел куда-то в сторону, в кусты. Потом порычал неизвестно на кого в кустах.
– Пойдем. А то если еще и с лешим надо драться, у меня глаз не хватит. Он у них здесь, наверное, последний дан черного пояса.
Мы с Собакиным подошли к дворику слева от дома. Здесь в небольшом сарае дед в свое время держал кроликов. Дворик не зарос травой.
Там царил мангал с ярко горящим огнем. Около него, глядя на огонь, стояли два друга, отец держал в руках металлическую фляжку.
– Понятно, – заключил я, – без фляги никуда. А то вдруг трезвость неожиданно наступит, что тогда делать?
– Ты не ерничай, – невозмутимо ответил мне отец. – Мы отдыхаем.
– Отдыхаете от трезвой жизни, – продолжил я. – Конечно, трезвяк мозги утомляет.
– Егорыч, ты че? Че пристал вдруг? – удивился Сергей Иваныч.
– Ниче, – ответил я и взял из рук отца флягу. Сделал глубокий выдох, потом еще более глубокий вдох, опять выдохнул и опрокинул флягу в рот.
И в меня полилась, толкаясь и булькая у горлышка фляги, мгновенно заполняя всю полость рта, вызывая ломоту в зубах, чистейшая ледяная колодезная вода. От такой неожиданности я оторвал флягу от губ, и вода из нее плеснула мне в лицо.
– Что это? – вскрикнул я, вытаращив на отца глаза.
– Вода для углей, – спокойно ответил отец. – А ты думал, это что?
Это был его момент торжества. Я вытерся рукавом.
– Что-то день у меня сегодня странный. Все надо мной потешаются, – признался я своим спутникам.
– А ты будь добрее, и народ к тебе потянется, – посоветовал отец, в упор глядя на меня.
– Это уж очень большое разочарование, когда думаешь, что хлопнешь водки, а там вода, – посочувствовал Иваныч, – но разочарование поправимое. Сейчас схожу в дом и принесу водочки.
– И еще воды принеси, а то ничего, наверное, не осталось для углей, – сказал отец и громко засмеялся. – Всю борец за трезвость выпил!
Мы стояли вокруг мангала, тепло от углей грело наши лица, а наши спины были подставлены вселенскому холоду снаружи, и контраст тепла и холода, созданный мангалом, наводил на нас философское питейное настроение.
– Я тебе такую вещь скажу, – непонятно к кому обращаясь, произнес Сергей Иванович, держа в руках стакан, – вот человек живет, и ему все нужно и важно. Деньги, машина, еще больше денег, самолет, кучу баб, а время пришло помирать – так вроде все это и неважно.
