– Тебя дед Егоркой называл?
– Да, Егором.
– Дед хороший был, – сказал я, пытаясь вспомнить его внешность. Воспоминание, как всегда, получалось расплывчатым.
– Уж сколько лет прошло, а мне его не хватает. Мама умерла рано, а он так и не женился опять. А знаешь, как в деревне тяжело одному, что мужику, что бабе. Это тебе не в городе.
– А что не женился? Бабушку очень любил?
– Я никогда не слышал, чтоб он о любви говорил. Единственное, помню, говорил: «Не хочу, чтоб у Егорки мачеха была».
День отходил, тени от предметов разрослись, слились между собой и стали сгущаться в сумерки, наползая на нас со всех сторон.
Мы обсохли, пар от нас больше не поднимался, и меня начал пробивать легкий озноб.
– Что, пойдем внутрь? – предложил я. – Теперь моя очередь тебя веником стегать.
– Пойдем, – согласился отец.
Когда мы закончили париться, на улице уже стемнело. В доме было тепло, печка растопилась, единственная лампочка тускло освещала единственную комнату. Отец достал привезенную колбасу, сыр, помидоры, черный хлеб, материнские котлеты и поставил на стол уже открытую бутылку водки.
Я, сомлевший, сидел, навалившись локтями на стол, и наблюдал, как отец уверенно расставляет тарелки, режет колбасу, ставит на стол стаканы. В его движениях была радость. А моя телесная радость определялась тем, что двигаться не хотелось, и не потому, что я устал или мышцы ослабли, – просто тело перешло в такое состояние, когда все векторы направления движений погасили друг друга взаимной противоположностью, нейтрализовали друг друга, образуя все уравнивающий и все успокаивающий ноль, точку полной блаженной удовлетворенности.
– Интересно, где Сергей Иваныч? Куда запропастился? Уже темно. Хотя еще и не поздно совсем.
Я понимал, что, помимо обычного любопытства – куда же подевался Сергей Иванович? – отцу нужен был человек, с кем можно выпить. Сейчас я для него бесполезен. Неотвратимый момент, когда надо садиться за стол и начинать есть, а значит, и выпить первую рюмку, неминуемо приближался, а Сергей Иваныча все не было.
– Он обычно приходит почти сразу, а тут, может, и заходил, да видел, что мы в бане, и решил зайти попозже или завтра, – с досадой рассуждал отец.
Наконец стол накрыт, все готово, а Сергей Иваныча все нет. Отец безнадежно посмотрел на входную дверь:
– Ладно, давай садиться.
– А я давно сижу, – изъявил я свою готовность.
И вот когда отца совсем победила безнадежность, в сенях что-то загремело, и входная дверь открылась.
