Выходящих из зала заседания, встретило бьющее через стрельчатые окна фойе вечернее солнце и вспышки репортеров.
«Господин Самотаев, один вопрос для Финансовой газеты», — бросился к лидеру социалистов долговязый хлыщ, — А ну кыш отсюда, — долговязого бесцеремонно шуганул Гиляровский.
— Миша, не тяни, как прошло утверждение законопроектов?
— Прекрасно, Владимир Алексеевич, бюджет прошел без единого слова против.
— Неужели даже эсдеки поддержали?
— Видать в лесу зверь издох — воздержались.
— Надо же!
Люди, изощренно владеющие боевыми искусствами, двигаются совсем не так, как простые обыватели. Как на пути Пуришкевича оказался бывший полутяж Львов, никто так и не понял. Вот разъяренный думец стремительным шагом идет к своему обидчику. Вот вспыхивает магний в руках хлыща из Финансовой газеты и вот, уже скорчившись, Владимир Митрофанович Пуришкевич опирается на увязавшегося за ним старика Хомякова из «Союза 17 октября», а сам Николай вполне натурально едва не падает в противоположную сторону. Такую картину видели окружающие, и никто не заметил впечатавшегося в живот придурка локтя. На самом деле удар был строго дозирован, в противном случае клиент мог бы получить разрыв селезенки.
— Господин Пуришкевич, — демонстративно потирая «ушибленный» бок на все фойе обиженно пробасил Львов, — ну нельзя же так неосторожно! Вы меня чуть с ног не сбили, — укоризны в голосе Николая хватило бы на дюжину нахалов.
— Прочь с дороги! — пытаясь разогнуться, сдавленно просипел Пуришкевич.
— Да вы, батенька, форменный нахал! — «искренне» изумился Львов и тут же, повернувшись к публике, — Господа, да что же такое?! Меня, члена Госдумы сбивают с ног и не извиняются! — человек-гора обиженно кивнул в сторону жертвы.
На шум стали оборачиваться. Стоящие в центре Марков и священник Станиславский из союза Михаила Архангела, поспешили на выручку своему незадачливому коллеге, но вездесущие гиены пера оказались проворнее. Представитель Финансовой газеты ринулся задавать вопросы, его соперники успели ослепить незадачливого скандалиста вспышками магния, но всю малину им испортил Львов — прижав к своему правому боку Пуришкевича, как это обычно делают мамаши с непослушными детьми, Николай в три шага донес (правильнее сказать доволок) клоуна до спешащих навстречу черносотенцев.
— Господа, успокойте, пожалуйста, своего коллегу, — «заботливо» придерживая за плечи страдальца, заодно не давая ему даже пикнуть, Николай тут же повернулся к подходящему лидеру октябристов Гучкову, — Александр Иванович, скандал надо замять! Смерть Владимира Митрофановича в наши планы не входит, но если не угомонится, ребра переломаю, — сказано было с легкой озабоченность и так, чтобы слышал только Гучков и зажатый в ручищах Львова Пуришкевич. И куда только делся социалист-недотепа. Теперь на Гучкова смотрел уверенный в себе человек, которому этот спектакль изрядно надоел.
