Итак, теперь уже на своей территории олимпиец пытается «перехозяйствовать» других темных олимпийцев, а также избегать первозданного хаоса. Его все больше охватывает тревожная неприязнь. Например, олимпийцу предлагают покататься на лыжах, но ему неприятны эти новые чувства, поэтому и весь веер развлечений в опеке его вовсе не увлекает, движение на лыжах тревожно сковывает, мало отличаясь в его восприятии от цепей.
И вот уже олимпиец живет прошлым. Характернейший признак всех существ на данном этапе – нежелание чтобы центральное время шло как таковое. Стремление чтобы все было спокойно и незыблемо, вечное «сейчас». И в той же Америке - характерный стиль поведения таких темных олимпийцев не просто есть, иногда он возводится буквально в статус добродетели, культурной преемственности поколений. Олимпиец пытается сохранить один и тот же рисунок чувственных влечений, он ревностно следит за тем, чтобы он никогда не поменялся:
– «Доброе утро сын! Сегодня необычный день. Каждый взрослеющий (фамилия), сегодня (дата), одевает (вид спорта) шапку и»
... и все. Неужели вы думали, что отец будет учить сына играть? Нет, этого ни в коем случае не произойдет. Отец надарит сыну кучу памятных сувениров, атрибутов, и в конце торжественно скажет: Вот, держи. Мой отец передал этот (мяч, биту и т.д.) мне, а я передаю тебе, именно ей кто-то в лохматом каком-то году забил решающий гол.
Здесь уточню – такие атрибуты действительно несут культурный смысл. И если бы они были отправной точкой для собственных свершений или вдохновляли – ситуация могла бы быть вполне гармоничной. Но в случае последней стадии темного пути они играют роль лишь чувственных якорей, ориентируясь на которые можно не менять ничего. И такой отец не дает сыну делать ничего, снедаемый тревогой. Ведь он точно знает, что слой чувств не должен быть функционален.
Уже имеющиеся блага также изменяются согласно высшему смыслу. Но в восприятии темного олимпийца – это единсвтенные его блага. Поэтому темный олимпиец на данном этапе подвержен очень специфической, узнаваемой панической тревоге. Кажется, в современной психиатрии есть и термины и описание подобных состояний. Но я не буду углубляться в термины, опишу образно. Девушка приходит на прием к доктору и дрожащими руками показывает на самую обычную, вполне здоровую стопу левой ноги: «Доктор, посмотрите как, выпирает эта косточка. Я тяжело больна. Что же будет дальше?». У мальчика шатается молочный зуб. Он прекрасно знает, что это вполне обычное явление ему давным-давно объяснили. Но его охватывает тревожная паника, потому что для него это олицетворение разрушения имеющихся чувственных влечений, а не просто зуба в опеке. «Зуб отвалится, я стану хуже выглядеть, он отвалится, отвалится!!!».
