Во всяком случае, в субботу надо ориентировать патрульно-постовые службы, в первую очередь, на осмотр парадных. Во дворах, так и быть, пускай не патрулируют. Хотя на это пресловутое патрулирование, честно говоря, надежды у меня не было никакой. Знаю я эти операции «Вихрь», как в анекдоте: «Товарищ милиционер, а на этой улице не опасно? — Конечно, нет; было бы опасно, ходил бы я здесь».
Я стала обдумывать информацию о появлении Жени Черкасовой в парадной дома, где потом она была убита. Конечно, способ ее убийства несколько выпадает из общих признаков серии. Да и Сашка сказал, что внешние параметры ее убийцы не те, что в остальных случаях. Но ее рисунки, а теперь еще и данные о каком-то притяжении ее к этой парадной за несколько дней до убийства, бесспорно указывают, что это убийство надо рассматривать в контексте всех остальных. Вряд ли бомжи ошиблись, внешность у Жени действительно была запоминающаяся, да еще очень броская и стильная одежда; во всяком случае, я белые пальто вижу нечасто. А жильцов дома надо отрабатывать очень осторожно. Даже хорошо, что местные не провели поквартирного обхода; под эту марку можно будет обойти квартиры и, не возбуждая особых подозрений — ведь все знают, что в подвале дома была обнаружена жертва убийства, и поквартирный обход в таких случаях вещь вполне естественная, — по крайней мере, посмотреть своими глазами, кто что из себя представляет.
Черт! Я даже приподнялась в постели. Надо как-то исхитриться и допросить папу Риты Антоничевой. Хоть он и сотрудник администрации президента, то есть как бы вне подозрений, как жена Цезаря, в глаза-то ему посмотреть хочется. Вроде бы на месте происшествия он не изображал неутешное горе на потребу собравшейся публике, а был действительно раздавлен случившимся, но кто его знает?! Интересно, уехал он в Москву или еще здесь? Риту хоронят завтра, хорошо бы Синцов покрутился на похоронах… А с кем я тогда поеду с бомжами разговаривать?
Я и не заметила, как задремала, но вдруг проснулась, как будто меня подбросило. В комнате было темно; я на ощупь нашла будильник — пимпочка, означающая, что будильник заведен, торчала вверх, значит, я не проспала. На часах было шесть. Раздосадованная, я поворочалась в кровати, но сон не шел. Было понятно, что я уже не засну. Настроение было препоганое, и хотя я уже и так давно забыла, что такое душевный покой, в этом утреннем мраке мне просто хотелось биться головой о стену от того, как остро чувствовалось мое одиночество и вынужденная разлука с сыном, и невозможность (вот сейчас я отчетливо это поняла) повлиять на то, что в субботу наверняка будет убита еще одна женщина… Из коридора раздался невнятный шорох, потом еще. Прислушавшись, я догадалась, что это течет вода из неплотно закрытого крана. Из кухни раздался еще какой-то зловещий звук; я успокоила себя тем, что это включился холодильник. Что-то упало с шуршанием прямо рядом со мной.
