— Что еще скажешь, чудовище?
— Вот сразу и чудовище! Никто меня не понимает… Ленка тоже орет, что я столько не зарабатываю, сколько ем… А я — мозг, а мозг надо питать…
— Бедненький! — Я подошла к Горчакову, развернула его к зеркалу, висящему у двери, и, приподнявшись на цыпочки, погладила торчащие во все стороны вихры. — Ты на себя в зеркало смотришь?
— А что? — Горчаков выкрутился из-под моей руки и стал тревожно вглядываться в свое отражение.
— Ты уже в свое отражение не помещаешься, — ласково сказала я.
— Да и фиг с ним, — задумчиво ответил Горчаков. — Чего я в нем не видел… Слушай, а у тебя лишних котлеток дома не остается? Или там супчика? Принесла бы на работу, коллегу подкормить…
— Нет, Леха, не остается. Я теперь почти и не готовлю.
— Не для кого?
— Ага. Я сама дома почти не ем, худею, ребенок мой ест редко и избирательно. Блинчики ему сделаю или бульон сварю, и больше ему ничего не надо.
— Да, — вздохнул Лешка, — жалко все-таки, что вы с Александром разошлись. Такая пара была… Ленка до сих пор переживает.
— Бывает, Леша. Но мы же остались в хороших отношениях.
— А толку-то что от ваших хороших отношений? Ну ты сама посмотри: подходите друг другу идеально, любите друг друга… Ты же его любишь?
— Ну… Скорее да, чем нет.
— Заладила. Любишь, по глазам вижу. И он тебя любит…
— Да? — Я усмехнулась.
— Да. Он мне сам говорил. Я тут в морге был, мы с ним языком зацепились, он мне сказал, что до сих пор любит только тебя, что ты для него единственная женщина. Чего тебе еще надо?
— Леша, давай не будем. Тебе все равно не понять.
— Это почему же? Я что, дурак?
— Ты мужчина.
— И что же?
— Как говорил Бендер, поскольку милиционеры могут быть приравнены к детям…
— Но я же не милиционер!
— Но можешь быть приравнен. У нас психология разная. Мы — разные животные.
— Интересно, чем же?
— Да всем. Я никогда не пойму твоей логики, а ты моей.
— Да при чем тут логика? О, дельце новое? — Горчаков схватил с моего стола пачку листков по убийству Антоничевой.
— Хочешь порасследовать?
— Да ни в жисть! — Он отбросил листочки, как будто они жгли ему руки. — А чего за дело-то? Надежурила по городу?
— Ага.
— Убой?
— Ага.
— Повезло, в свой район выехала. За дверью стукнуло.
— Лешка, — сказала я, — ты опять свою дверь не закрыл? Там кто-то шастает. Еще дело сопрут…
— Ой, хоть все, — отмахнулся Горчаков. Тут зацарапались в мою дверь. Горчаков выглянул в коридор и заорал на всю прокуратуру:
— Андрюха! Сколько лет, сколько зим!
