— Шлюхи, ко мне! — раздался вдруг вопль попугая.
Бэнгл с Томпкинсом посмотрели на птицу. Фунт, подпрыгнув на жердочке, так же громко добавил:
— Юбки долой!
— Я же говорил — пора спать, — утверждающе сказал Томас.
— Да, кэп, — согласился матрос. — Но я зашел, вообще-то, не затем, чтобы рассказать о мяснике, ядро ему в ухо. Я зашел для того, чтобы сообщить, что у наших дверей торчит какой-то лорд. Важный — как гамадрил после случки.
— Правда? И что ему нужно в столь поздний час?
— Он говорит, что у него есть срочное дело к капитану Томасу Бэнглу, то есть — к тебе, кэп.
— Ну, тогда позови его. Только будь с ним почтительнее. Мало ли, что за гусь, пирс ему в трюм, чтоб мачты не шатались.
— А если он нагадит? За дверями дождь идет. Затопчет же всю гостиную как хряк грядку!
— Скажи, чтоб не топтался.
— В каюте не с-с-срать! — крикнул попугай.
— Вот-вот, — кивнул головой Бэнгл. — Об этом ему и скажи.
— Хорошо, кэп, — согласился Томпкинс.
Он развернулся, отчего его тут же понесло в сторону. Но Томпкинс, как опытный моряк, на ходу выправил крен и, плавно вписавшись в проем двери, отправился говорить позднему гостю о правилах приличия.
Бэнгл, задумчиво почесав нос, встал в центре гостиной и застыл в ожидании.
Через минуту в холле забубнили два голоса. Потом разговор стих и до ушей Томаса долетел непонятный глухой звук. Более всего он походил на шорох, издаваемый мешком угля при сваливании его в угол. Бэнглу это показалось странным, но он не придал звуку особого значения, так как в дверях возникла долговязая фигура позднего гостя.
Джентльмен среднего возраста обладал длинным лошадиным лицом, окантованным по бокам густыми обезьяньими бакенбардами. Кроме того, эта часть его головы была снабжена спереди массивным носом. Лорд был одет в мешковатый плащ, из-под полы которого торчали ноги, обутые в грязные кавалерийские сапоги. Голова джентльмена красовалась модной пуританской шляпой с высокой тульей, которую опутывала лента с бронзовой пряжкой, напоминавшей объевшегося падалью грифа. По всей видимости, пряжка все-таки изображала гордого орла, но старческие глаза Бэнгла этого не видели. Зато они видели взгляд посетителя, наполненный какой-то необъяснимой жаждой деятельности.
Длинную трость и перчатки джентльмен держал в левой руке, видимо, собираясь здороваться правой. Но Томасу почему-то гость совсем не понравился, и потому он убрал обе руки за спину.
Посетитель, поражаясь неучтивости хозяина дома, задрал лохматые брови вверх, и произнес:
