— И что следует из этого? — спросил Публий.
— Черт знает, что из этого следует, — вздохнул Марк. — Но мне почему-то кажется, что гвоздем, удерживающим на месте этот порядок вещей, является наш отец. Мы с тобой никогда не пересекались в прошлых жизнях. А здесь — пожалуйста. Появляемся в один час. И умираем в один час. И там и здесь. Может, наказание придумано ему? А мы тогда при чем?
— Если ты был христианином, мусульманином или иудаистом, должен помнить, — сказал Публий. — Наказание за грехи распространяется на потомков. Там даже степени есть. До седьмого колена, до двенадцатого потомка…
— Я это помню, — холодно сообщил Марк. — Но совершенно с этим не согласен. Поэтому и дал ему по черепу секирой. Может, этот шаг освободит его от круга, в котором он находится? А заодно и нас. Кстати, я неточно выразился. Это мы находимся в круге. А он завис в прямолинейном пространстве.
— Но это же грех! — вскричал Публий. — Убийство, тем более отца! Нам добавят!
— Не пори чушь! — воскликнул Марк. — Какой грех? Мы находимся сейчас где? Нигде. А про грех в нигде — нигде не сказано. Потому греши — сколько хочешь и как хочешь. А кто будет добавлять? А за что? И вообще, ты хоть раз думал, как он здесь живет?
— Нет, — признался Публий с удивлением.
— Мы с тобой проживаем свои жизни. Любим, ненавидим, стремимся, постигаем, короче — живем! А он здесь все время один, не перерождаясь, постоянно со своими мыслями об одной, всего лишь одной прожитой им жизни! А где он живет? А как он живет? И что он, наконец, ест?
— Да уж! — вскочил с колоды Публий. — Никогда об этом не думал.
— А я думал каждый раз, когда появлялся здесь, — сказал Марк, тоже поднимаясь на ноги. — И хотя времени было всегда мало, я заметил, что мысли быстро укладывались в пучок. И потому я решил провести небольшой эксперимент. Я убил отца. Если он являлся стержнем этого порядка — все должно развалиться. Теперь нам осталось убить самих себя. И, возможно, мы никогда сюда не вернемся больше. А наш отец обретет новую жизнь! А может и нет… И вот еще вопрос: обретем ли теперь новую жизнь мы?
— В голове не умещается, — задумчиво сказал Публий, ковыряя армейским ботинком каменную площадку, на которой они стояли.
— Понятное дело, — согласился с ним Марк. — Это тебе не учебные стрельбы в присутствии полковых медсестер из санитарной части. Пойдем, посмотрим, как наш папаша жил здесь.
— Пошли, — решился Публий.
Они направились к отверстию, черневшему в скале. Солнце уже почти закатилось за горизонт, но сумерки еще только начинались, и света было пока достаточно, что позволило братьям осмотреть место существования их отца.
