— Еще тысячу под командой моего сына Публия прислал Юлий Цезарь. Плюс эдесский царь Абгар обещал пригнать пять тысяч. Это уже много. Как без помощи твоего бога прокормить такую прорву людей и лошадей?
— Но ты же далеко не бедный человек!
— Не путай альтруизм с богатством. С какой стати мне тратить свои деньги для защиты вашего народа? Твой бог тоже не беден. Вот пусть и раскошеливается. Выходит, деньги получать ему нравится, а спасать свой народ — нет? Такого не бывает. Если тебе за что-то платят, будь добр исполнить положенную работу. А бог или человек — разницы никакой. Всякая работа должна оплачиваться. Вот пусть твой бог и оплачивает труды римского войска!
Элеазар, собираясь с мыслями, несколько раз открыл и закрыл рот.
— Не верь этому эдесскому проходимцу Абгару! — наконец сказал священник, уводя разговор немного в сторону. — Он наверняка уже предал тебя и отправил гонцов к сурене Михрану. Кавалерии ты от него не дождешься. Поэтому и денег на ее содержание не понадобится!
— Ты слишком погряз в мирских заботах, — сказал Красс, внимательно разглядывая дверь, ведущую в глубину Храма. — Не годится жрецу заниматься вопросами, связанными с военным делом и союзническими отношениями. Ибо всем людям на свете известно: если жрец занялся политикой — бог моментально осиротеет, и вследствии этого факта обязательно обеднеет!
— Но ведь Гней Помпей, побывавший здесь за несколько лет до тебя, не осмелился притронуться к жертвенным талантам! — с пафосом воскликнул Элеазар. — Ему тоже нужны были средства для армии, но он не стал кощунствовать!
Красс, не отрывая глаз от двери, ответил:
— Мне безразлично, что делал Помпей, а чего не делал. Или не смог сделать. У него теперь в управлении есть своя провинция, у меня — своя. И сейчас я з совершаю то, что нужно Риму.
Элеазар ничего на это не ответил, так как встревоженно наблюдал за глазами Красса. А глаза наместника Сирии остановились в одной точке и никуда больше не двигались. Точкой этой являлась массивная перекладина над дверью, ведущей во внутренние покои Храма.
Перекладина была дубовой, длинной и широкой. Толщина ее как бы говорила сама за себя: «А я не просто такая толстая, я толстая с определенной целью!»
Марк, резко обернувшись назад, бросил взгляд на входную дверь, над которой тоже была перекладина, но обычная, не вызывающая никакого интереса, поскольку пропорционально соответствовала всем канонам архитектурного искусства.
Кассий с Петронием последовали примеру своего начальника и также посмотрели на входную дверь. И если Петроний сделал это с непониманием, Кассий моментально оценил разницу в толщине перекрытий, и губы его тронула легкая усмешка.
