Тихий и ровный гул электромоторов убаюкивал, даря ощущение покоя. Но тут же загрохотало, лязгнуло, ударило по ушам. Из провала адским чертом вынырнуло широченное рыло зарядника и, смирив свой разбег, замерло у открытого затвора двенадцатидюймовой пушки. Рванулся вперед прибойник, долженствующий вбить снаряд в камору, да только никакого снаряда не было. А когда толстенный железный стержень отпрянул назад, задев крышку медного ящика, из того не выпало шелкового картуза[23] с порохом. Резкие, злые движения стального механизма, долженствующие зарядить изготовленное к бою орудие, пропадали втуне. Впрочем, так и должно было быть.
Два дальше! Шесть вправо! - выкрикнул лейтенант.
Вновь загудели электродвигатели, башня шевельнулась, начав доворот к цели, но закончить его не успела. Николай резко кивнул, подав знак не сводящему с него глаз кондуктору, тот повернул рубильник, и башня замерла. Николай повысил голос
- Сильный взрыв, лейтенант тяжело ранен. Пархоменко, принимай командование!
Рослый, широкий в плечах кондуктор с коротким ежиком волос пшеничного цвета, быстро зыркнул на "волею начальства, преставившегося" командира, но теряться не стал:
- Перейти на ручное!
Вызванные из перегрузочного и рабочего отделений матросы, схватившись за розмахи, заработали быстро и споро - башня медленно продолжила вращение. Раздухарившийся Пархоменко продолжил:
- Проверить предохранители! Попов, главная цепь, Сидоренко, вспомогательные!!
Но если Попов "со всех четырех" бросился исполнять приказанное, то второй матрос замер в растерянности. Кондуктор побагровел и, пробормотав под нос что-то эдакое, заорал:
- Вон туды давай, не видишь, ящик взад тебя! Да куда полез, фефела! Правее смотри, правее...
Не выдержал, подскочил сам, распахнул металлическую дверцу - увы, вместо цепи вспомогательного тока на враз побуревшего Пархоменко смотрели какие-то вентили, ветошь и смазка.
Так опозориться перед собственным лейтенантом в присутствии старшего офицера - это нужно было суметь. Кондуктор быстро взглянул в сузившиеся глаза своего командира и, не увидев в них ничего для себя хорошего, совсем было пригорюнился. Его багровое лицо пошло бледными пятнами, обретя сходство с вываленной в муке брюквой. Однако Пархоменко все же взял себя в руки, чем заслужил молчаливое одобрение Николая. Вернувшись на место и проверив показания приборов, кондуктор доложил о готовности к открытию огня.
