- Что ты хочешь взамен?
Решимость моя была еще крепка, но я понимала и другое - пока я держу интерес главаря, он будет со мной говорить. Придется лгать и уверенно, уцепившись за этот шанс вытащить себя и их из беды. Аукнулись мне и наставления лесничей Аники, могучей женщины, учившей меня не хуже наставника - каким голосом говорить, чтобы тебя слушали.
- А что ты можешь мне дать, женщина? На тебе одежда бедного путника, а под ней тощее тело да сухое лоно. Это все твои сокровища? Глаза хороши, но они не будут так сиять, если ты мне их подаришь, вытащив из глазниц... - Он снова перешел на местный язык: - Корк, проследи, что снаружи. И не пускай сюда лишних, пока я не прикажу.
Шум его привлек, - похоже несколько человек собирались вломиться, наконец, под крышу. Что они там делали, кто знает, - баррикадировали ли ворота, вязали пленников, распрягали ли своих коней и шарили по амбарам. Налетчик быстро скользнул из-за моей спины и исчез. Тот, что держал Виту, отошел от нее, встав у стены возле двери.
Хозяин через кухню никуда не сбежал. Утерся рукавами, окрасив рубаху кровью, и послушно подал вино. Да не просто так, а внес и поставил на стол бутыль, большую кружку, кусок окорока и разломанный сыр.
- Хвалю, пес. Выслужишься и дальше, отделаешься сломанным носом и разоренным погребом. Сядь в угол обратно.
- Что ты хочешь взамен? - Повторила я, оставляя наш разговор только на языке цаттов.
- Так кто же ты, раз смеешь так дерзко говорить и с такой уверенностью спрашивать?
Я молчала. Старалась теперь смотреть на Красдема, удерживая себя от желания лишний раз убедиться, что Витта держится. Мне хотелось подать ей еще один знак ободрения, только бы она не заплакала и не упала в обморок от нервов. Аверс был моим возлюбленным, Соммнианс - другом. Но в эти мгновения, когда я видела, на какой грани от насилия была эта девочка, больше всего сердце дрожало за нее, а не за мужчин. Витта - мне дочь. Я убью за нее, или подставлю себя под поругание или под нож. Лишь бы защитить! Мне было двенадцать, когда она появилась на свет, но испытания жизни сделали меня старше вдвое от этого, и я в праве была чувствовать материнскую любовь. Отраженная от Аверса, и столь же сильная, как и любовь к нему.
Красдем наколол сыр на двузубчатую вилку, выпил кружку до дна, и не дождался ответа. Шагнул в сторону, обходя и осматривая меня всю, словно хотел отыскать его где-то еще, если уж я нема. Вернулся, хмыкнул, шагнул в сторону другого бока, и вдруг встал на месте, как вкопанный. Сыр застыл на полпути ко рту.
