Мне казалось, что я сейчас упаду в обморок. Аверс был в ярости, сжимал мне локоть до боли и последнее выкрикнул так, что дощатые стены вздрогнули. В нем была буря, и холодность первых слов оказалась напускной и фальшивой. Время в дороге, с момента нашей встречи, в неопределенности и безмолвии - Аверсу дались непросто. Не мне одной, как оказалось, было страшно сказать о том, что отравляло душу. Он чувствовал себя преданным, покинутым, обманутым в любви.
- Рыс... - Ярость его отхлынула также быстро, как и возникла, и оружейник произнес мое имя со страданием и жалостью. - Что с тобой?
Ослабив хватку, заставил присесть на край короткого подоконника. Слезы душили, но из глаз не выкатывалась ни одна капелька. Я только тряслась и не сводила с его лица взгляда. Онемела, как навсегда. И пусть словом Аверсу ответ не услышать, выбора не осталось, и я свободной рукой потянулась к шее. Выдернула краешек платка из складки зажима, потянула длинный лоскут вниз, и зажмурилась...
Долгие и мучительные мгновения тишины. И уже не я, а Аверс, распутал на обоих моих руках такие же обмотки. А после привлек к себе и обнял. Не крепко, а осторожно, как если бы рубцы были свежи и причиняли боль. И умереть за такое было не жалко.
- Прости...
Вместо касания, я ощутила давление губ на шее, нюансы пропали, - ожоги омертвили кожу и все тактильное уже не воспринималось. Оружейник не брезговал мной! Не отстранился, а сделал то, о чем и мечтать не могла, - поцеловал.
- Ты в праве ненавидеть меня... Прошу, обругай, ударь, прогони - только бы искупить хоть на малую долю свою вину. Я усомнился в тебе, Рыс. Я не хотел верить слухам, и положил бы жизнь на твои поиски, даже во дворцах твоего Берега...
- Витта...
Я всхлипнула, даже не думая попрекать его тем, что он не оставил дочь ради меня. Наоборот, произнесла имя девушки со всей возможной ласковостью и теплотой. Не в чем Аверсу виниться. У обоих у нас были кандалы, - у него родительская любовь и долг, у меня предубеждение Лаата и его пытки.
- Цатты считают Миракулум проклятием и выжигают его у выживших. Здесь еще смешивается, но там служители объяты ужасом перед черным колдуном, и ловят несчастных со знаком. Тех же, кто не проснулся, превозносят как светлых мучеников, не пустивших в душу демона, избрав смерть.
Я крепко обнимала Аверса, и он также сильно прижимал меня всю к себе. С каждым вдохом я чувствовала, что могу говорить. И все объяснять и все рассказывать, признаваться - как было больно и страшно, отчаянно и безнадежно. Как надежда на побег и негаснущая любовь удерживали меня от грани безумия. Сердце открылось от облегчения, - оружейник принял меня такую, не смотря ни на что. Могла рассказывать, но вновь замолчала. А он целовал меня в волосы, в плечо, снова в шею. Отстранившись и обхватив голову, поцеловал в губы.
