— Да. Как и ты, верно?
Я пожала плечами:
— Возможно. Не помню. Сомм говорит, что кожа у меня смуглее, и не бледнеет в зиму. Выходит, что родилась я на юге. И скорее всего в землях Атты, потому что только там есть библиотеки языков и школа при храме. Где еще можно столько узнать?
Оружейник ничего на это не ответил. Только после привала, как опять садились на лошадей, обронил:
— На ночь пораньше устроимся. На первый день хватит с тебя, подольше отдохнем.
Я была почти счастлива. Не представляла себе — как бы я завтра смогла сесть в седло, если уже сейчас едва держала спину.
Аверс в Неуке был человеком важным. На нем держалась вся оружейная мастерская. Кто-то звал его по имени, кто-то мастером, кто оружейником, а кто и стариком. Ему, если мне память не изменяла, было сорок шесть или сорок семь, — возраст солидный, однако я бы его стариком называть не торопилась. Роста он был среднего, фигурой крепкий, жилистый, на здоровье не жаловался. В Неуке у него была только его мастерская. Откуда он пришел, где его семья, была ли она, — не знал никто. Друзей оружейник не имел, приятелей по пьянке не заводил, потому что не пил, женщин к себе не водил. Даже с какой-то одной из честных, а не слабовольных, женщин не сближался, хотя я знала, как страдает по нему дородная кухарка и одна из прачек — женщина молодая и стройная, вполне еще привлекательная и свежая для своих лет. Аверс жил один, весь на виду, и ничего его не интересовало, кроме своего оружия. Четыре помощника занимались починкой и изготовление простых изделий, а он сам, если и брался за дело, то выплавлял и ковал только заказы для знати и ратников высокого звания. Малоразговорчивый, нелюдимый, он все же не слыл злым — люди Неука прощали ему его обособленность за то, что он никогда не отказывал в помощи. Если речь шла не о глупостях, он вполне мог починить дымоход на кухне, поработать с деревом в столярке или с печью в гончарной. Ходил на охоту зимой вместе с другими, или на отстрел волков, когда однажды весной те повадились резать коров на пастбище. Было заметно, как комендант Ут-Фубер недоволен этим, и говорил при всех, что оружейнику следовало бы заниматься своим делом. Но Аверс, хоть и состоял на службе, был человеком свободным, и устава не нарушал.
Когда я вспоминала обо всем этом, покачиваясь в седле и осматривая ближайшие холмы, я впервые подумала — как это комендант отправил нас с ним из замка? Я ведь тоже была не последним человеком на его службе! Нас таких было трое: оружейник, я и лекарь. Сомм мог кого угодно на ноги поставить, разбирался в травах, делал операции, не боялся никакой заразы. Мелькнула странная мысль, что если бы не поврежденное колено коменданта, сейчас третьим в дороге с нами был именно Сомм. Глупости…
