– О, спасибо! – тут же поблагодарил он и только теперь заметил, что из заварника ему наливают не чай , а прозрачную жидкость с резким запахом спирта.
– Понимаете, Глеб Васильевич, запасы иссекают, – начал объяснять Семен Аркадьевич, отвечая на немой вопрос в его глазах, – вот мы и решили с друзьями выпить такой себе «саке». Результаты тот же , а расход меньше. Поверьте моему опыту.
Ничего не говоря, под продолжающийся снаружи обстрел, присутствующие практически одновременно опрокинули чашки с «чаем». И пока они жадно вдыхали воздух и занюхивали рукавами, Глеб неожиданно вспомнил о неизменных, еще со времен их первого знакомства, привычках Семена Аркадьевича: первая – это всегда и всех называть по имени отчеству; вторая – это с бессменной улыбкой заканчивать глубокую мысль выражением «поверьте моему опыту…»
– Слушай, Аркадьевич, может ты всё-таки познакомишь нас? – отставив свою тару, вдруг заговаривал сидевший справа от него мужчина, раскачивая на месте, словно на кресле-качалке и прижимая руками свое огромное пузо. – А то как то не по-мужски получается, выпивать выпиваем, а знать друг друга не знаем.
– И действительно, что это я! – опомнился старик, хлопнув себя по лбу ладошкой. – Дорогие мои, прошу любить и жаловать, Ломакин Глеб Васильевич – человек – золотые руки, уж поверьте моему опыту.
– «Золотые руки», говорите? – поднявшись и протянув руку для приветствия, сказал сидевший рядом с Глебом мужчина, лет пятидесяти. – Что ж, очень приятно. – Вениамин Честа – не отпуская руки представился он.
Пожимая крепкую, как сталь руку Честы, Глеб отметил про себя его пристальный изучающий взгляд и крепкое телосложение, спрятанное за спортивным костюмом. Прическу его он не рассмотрел, т.к. тот до некуда натянул серую вязанную шапку, но отчего то был уверен, что этот круглолицый мужик абсолютно лысый под ней.
– Вениамин Станиславович, чтоб вы знали Глеб Васильевич, заслуженный тренер по борьбе! Гордость, так сказать, нашего города. – подключился к беседе старик.
Глеб уважительно кивнул и отпустил руку нового знакомого, который, улыбнувшись краем губ, занял свое место.
Сидевший между Честой и Семен Аркадьевичем молодой человек, по крайней мере выглядевший как показалось Ломакину, моложе его, вставать не стал. Взглянув на него бесконечно уставшими глазами, он застыл в безмолвии, словно ожидая пока его представят. Будучи весьма смекалистым, Семен Аркадьевич не заставил его долго ждать и мгновение спустя сказал:
