- Ладно, - сказал он. - Вы на моих милиционеров не обижайтесь. Как-никак осадное положение обязывает. .. Кстати, - посмотрел он на часы, - до отбоя всего тридцать пять минут. Успеете добраться до дому -ваше счастье. А нет - вас снова заберут. Идите...
Повторять ему не пришлось - через три минуты мы уже были на троллейбусной остановке. Полное безлюдье и здесь, и вокруг сразу смутило нас, но спуститься в метро мы уже не рискнули. В уличном полумраке мы не так бросались в глаза, а там, при свете, милиция, конечно же, снова бы нас загребла.
- Троллейбуса не ждите, больше не будет, - посоветовала вышедшая из ворот дворничиха.
И мы побежали. Ко мне на Сретенку, в Просвирин переулок. Побежали изо всех наших слабых окружен-ческих сил, обжигая холодным воздухом и без того простуженные легкие, испытывая острую боль в отмороженных ступнях. Я бежал впереди, выбирая кратчайший маршрут, выбирая глухие переулки, бежал, задыхаясь и скользя, едва не падая на замерзших лужах, но я бежал домой! Я возвращался из небытия, из безвестности, из призрачных блужданий, из затерянности по ту сторону огромного фронта. Только бы добежать, только бы не напороться на патруль, ведь я уже в двух шагах от цели. Сейчас узнаю все про Нюню, как и почему она уехала... Сейчас восстановлю связь времен...
Наша коммунальная квартира, за исключением дряхлой бабушки Дамаши, была не слишком рада моему появлению. Особенно уже упоминавшийся Иван Михайлович, который, как потом выяснилось, после отъезда моей жены, увезенной еще 16 октября вместе с другими женами писателей-ополченцев в Казань, перетаскал к себе часть моей библиотеки. Боясь или, наоборот, ожидая прихода немцев, он, кроме того, снял с входной двери табличку, чтобы вернуть ее на место, отрезав последнюю, то есть мою - еврейскую фамилию. Мне он потом объяснил, что сделал это лишь после того, как на меня пришла похоронка, и готов книги вернуть, за исключением, конечно, тех, которые он уже сжег в буржуйке - зима в этом году ранняя и лютая, а центральное отопление не работает.
Похоронка на меня действительно пришла - это подтвердила бабушка Дамаша, которая ее и получила «аккурат 15 октября», но от моей жены скрыла, потому что в бумагу эту военкоматскую не поверила: по вещим снам и церковным книгам выходило, что я жив и скоро объявлюсь.
- Вот только спрятала я эту проклятую бумагу так, что теперь и найти не могу, - сокрушалась она, всхлипывая и осеняя меня крестным знамением.
