Не могу судить о своём уме, хотя обучалась я всегда легко, новые знания усваивала быстро и, конечно же, могла учиться в Академии, обрести учёную мудрость. Вот только наследное упрямство стало причиной того, что я ослушалась родителей и до крайности их разочаровала, отказавшись склониться перед почитаемой ими наукой. Впрочем, у меня были на то свои причины. А ещё прежде именно из-за упрямства я нарушила их повеление и не оставила любимую няньку, заботящуюся обо мне с малолетства. Без её теплоты жизнь показалась бы мне вечной стужей. Родители очень часто забывали о моём существовании, совершенно отдаваясь своим научным изысканиям. Но всё же оставаться надолго у Сивильи было ошибкой. Родители порой, и обычно очень некстати, обо мне вспоминали, да и прислуга могла доложить о моём чрезвычайно продолжительном отсутствии. Но я хотела убедиться, что няньке больше ничего не грозит и она вскорости обязательно поправится, поэтому тогда отмахнулась от ожидаемых неприятностей. Знахарь уговаривал меня дождаться рассвета. Я не послушала старичка, надеялась избежать скандала. Тогда я ещё не умела так искусно лгать, как нынче. До центра города было достаточно далеко. Я старалась идти, как можно быстрее, всё время пугливо оглядываясь. В то время я ещё знала, что такое страх. В одном переулке услышала шум. Два оборванца жестоко избивали какого-то господина, который напрасно пытался вырваться из рук озверевших убийц. Занятые своим увлекательным делом, они меня не заметили. Я же, подавив в себе крик ужаса, судорожно зажав рот ладонями, отступила в тень, буквально вжавшись в стену из живой изгороди. Колючий кустарник тут же вцепился в мою одежду и до крови оцарапал руки, прикрывающие лицо. Страх притупил боль. Ночь выдалась лунной, и я очень боялась, что меня заметят. Высокого парня, спрыгнувшего на головы убийц с ближайшего дерева, я тогда смогла рассмотреть в подробностях. Короткие русые волосы, не прикрывающие странные, будто треугольные уши, нос с горбинкой, тонкие, подвижные губы. Чёрный костюм не стеснял движений, плавных и в то же время точных. Каждый его жест казался неслучайным, продуманным, словно заранее отрепетированным. Незнакомец напомнил мне зверя, вышедшего на охоту. Первый удар он нанёс ещё в прыжке. Сначала ударил ногами, а потом руками. Оборванцы тут же забыли о своей стонущей жертве. Зарычав, они попытались сопротивляться, но разглядев того, кто свалился им на головы, неожиданно взмолились:
