Мир людей создал еще одного монстра, сам того не подозревая.
Легко сказать: «Забудь». Меня предали. Очернили, выпотрошили, ограбили. Если угодно – раздавили. Можно ли раздавить взрослого мужчину? Конечно. Это просто. Надо всего лишь отобрать у него все. В том числе последние остатки веры в человека.
Я не могу остановиться. Не могу попросить о помощи. Нужно держать себя в руках. Нельзя жаловаться и жалеть себя – это я точно знаю. Один раз пожалеешь – понравится. Это состояние очень быстро расслабляет.
Я привык к боли. К ней привыкаешь – мучительно медленно, она цепляется за тебя своими коготками, но ты учишься с ней жить, учишься с ней, как с человеком, договариваться. Я с ней разговариваю, как с другом, которого у меня никогда не было. Бессмысленный, безумный диалог. Я прошу ее отпустить меня на мгновение, на пять минут. Обещаю не двигаться. «Перестань», – требую я. Она, боль, меня слушается. Не всегда, через раз, но слушается. А потом приходит вновь.
Время идет. Я поедаю время. Мое воображение рисует картины морских чудовищ, что спокойно и методично поглощают будущее – то, что принято считать будущим. Мое будущее. Мне никак нельзя предаваться отчаянью, безволию, которая постоянно угрожает всему, что я когда-либо пытался делать. Бездна давно всматривается мне в глаза, заискивает, так и хочет подружиться. Сожрать. Я борюсь. Мои силы на исходе и это становится понятно сейчас как никогда прежде. У меня не бывает черной полосы, весь мой мир – чернота.
Уже утро. Очередное ясное летнее утро. Времени все нипочем, оно приходит, даже если ты просишь его остановиться. Мир устроен так. Так, что простой мальчишка из захолустного пыльного городишки может стать никем.
Нехотя встал с кровати и босиком дошел до ванной комнаты, попутно отмечая ноющую боль в сердце. Как предвестник. Предвестник скорой охоты. Надо взбодриться, прекратить ныть и откладывать все на завтра, на потом, никогда.
Тусклый свет над зеркалом отразил заспанное помятое лицо, некогда приятные черты поплыли, уголки рта скорбно опустились, только глаза еще что-то таили.
На тумбе валялся дневник, его обложка потускнела и местами полопалась. Скоро я ее обновлю. Еще немного. Хранитель моей жизни. Кажись, сожги его и все, нет ничего. Только пепел.
Мое отражение посмотрело на меня.
– А тут есть про то, кем ты был? – спросило оно, – Про то, как учился, влюблялся, просто жил, тоже есть?
– Это моя версия жизни, – сказал я, улыбнувшись, – и я буду стоять на своем.
