Но Бог есть видно. Кому, что там ни положено – подаст. Убрал он с грешного нашего пути майора. Отозвали его в Хабаровск на новое назначение. Пошел вверх по служебной лестнице. Вот пока он там устраивался да жилье в порядок приводил, мы и снюхались с нею окончательно. Как раз пурга была затяжная. В такую пору в путь не пустишься. Ночь нам была предоставлена. Пришел я к ней. Еле дождался темноты. До утра мы миловались. До самого рассвета я нежничал с нею. Утомил её ласкою бражной, а она в ответ будто по матерински принимала. Вся как пудинг мягкая. А как посерело, меня и понесло. Уставшую её на диване расположил, признаюсь, в откровенной позе. Смущалась, конечно. Взял за волосы, отвёл ей голову назад, другою рукой спину прогнул и ну неистовствовать. Она сначала вроде подалась вырваться. Куда там ей – удержал. А вскоре она и застонала. Еще немного и затрясло её. Вскрикнула первый раз, да громко так. Стены бетонные, – думаю,– услышат ведь. Я скромницу тут же ручку свою прикусывать выучил, дабы такие проявления приглушать могла. Освободил я свою пленницу, когда у неё руки в локтях подломились – совсем уж держаться не могла. В зашторенное окно свет серый бьется. Лежит передо мною нагая, словно из серебра отлитая, а саму колотит, как ознобом при лихорадке, и живот как судорожно втягивается. Вкусная женщина, без придури. И до ласки честно открытая.
Приходил я к ней ещё дважды. На следующую ночь пришел. До самого рассвета не пускала. То ли стыдилась вчерашнего, то ли ещё какая причина была. Не знаю. Всю ночь под дверьми уговаривал кралю, ноги все исстоял. Добрался до неё только ранним утром. Еле уговорил на порог впустить. В тот раз не стал хамничать. Случившуюся короткую близость скромно оформил, без всякостей. Всё честь по чести.
А последний раз свиделись пару дней спустя от этого. Пурга на убыль пошла. Пришел я, как обычно. Пустила сразу. Горит вся, будто печь раскаленная, в глазах слезы и шепчет – «Что ты со мною делаешь?» Я в ответ нежности ей разливаю разные. Так в ласке и легли мы в кровать. А светать стало, я за своё. Всё как в первую ночь повторил. И будто чувствовал, что последний раз видимся. Дал ей малую передышку, а потом поднял с дивана. Стоим друг перед дружкою – со стороны глянуть дева благородных кровей и басурманин неприкаянный. Зацеловал я её стоящую. От самых ноженек и до шеи лебединой зацеловал. Потом развернул спиною к себе. На ушко слова нежные шепчу, а сам к дивану подталкиваю девку, да клоню к непристойному. Она только и выдохнула:– «Зачем?». Я в ответ сильнее ласкою пролился.
