Голубая каёмочка тоже бы не помешала. Впрочем, это – опять идиотское лирическое отступление. За него искренне прошу прощения. Писем своих не читаю. Так – лишь пишу, что в голову взбредёт, а там уж – как получится. Просто по‑другому я не умею. Да уж если быть честным, никогда не умел и уметь теперь уж точно не буду. Всё от лени‑матушки, что мешает мне мои дела делать. Так уж у нас повелось, что человек, не умеющий что‑то делать, обречён на горькую погибель. Словно грязная чёрная шавка, очередной гуманитарий будет рыскать по окраинам Града‑Танка, чтобы отыскать работу, а помочь ему не подумает ни один восхваляемый обществом технарь. Так уж заведено. Других правил этому дикому обществу не придумали. Оно и не жаждет перемен. Всё его устраивает. Вдвоём бы можно было попытаться, но эта идея обречена на полное забвение, если ты понимаешь, о чём я. Ты, возможно, не знаешь, к чему я клоню, но тогда тебе это и не нужно будет. Да, я определённо уверен, что тебе это не надо, Не идёт к твоему личику заниматься серьёзными делами. Тебе бы лучше просто в глаза кавалеру смотреть и этим его охмурять. Это есть твоя участь, по‑моему мнению. Это, так сказать – взгляд со стороны. Но подожди! Не закрывай это письмо лишь из‑за того, что я тебе не угодил. Я могу, правда, быть гораздо лучше, чем я есть на самом деле. Чем я сейчас даже, я так думаю. Можешь мне не верить, но прошу – верь! Ты пойдёшь со мной. Ты ещё увидишь. Заклинаю тебя вспомнить, кто ты такая. Тебе нужен человек. Ты ищешь себе замену. Я это вижу. Но только меня в роли этой самой замены ты меня не видишь. Я, правда, хочу любить тебя, но эти соцсети и Клаас меня к тебе не подпускают. Я мечтаю лишь обрадовать твою ручку всеми видами поцелуев. Но я заперт здесь, в больнице. Ты могла бы вытащить меня, но этого не будет, я знаю. Спасла бы ты меня? Могла бы полюбить это жирное, запачканное болезнями тело? Сомневаюсь. Ты ведь и любовь к Клаасу пробудить не можешь. Невозможно довериться ему, я согласен. Но никому нельзя доверять. Бежала бы ты из города. Не существует ни единого человека в Граде‑Танке, которому можно было бы довериться. Поэтому тебе надо бы судить людей тех, кто подороже. Меня же ты, чувствую, удешевила. Улавливаешь ли ты мою мысль? В ответе уж принеси мне надежду. Не тороплю с ответом, так как знаю, что пишешь впервые. Главное – повтори мою форму. Ненадолго я даже призадумался о том, что ты настолько глупа, что мне приходится уточнять про форму письма. Правда, глуп. В голове моей не мысли, а салют из глупости и восхищения. Я представления не имею даже о твоей сущности, а ты уже поняла, что я идиот. Довольно я натерпелся от таких, как ты. Я влюблялся, признавался, а после – был отвергнут. Право, лучше бы любить машины, нежели людей. От людей лишь мука да скука. Они стараются быть идеальными, хотя изначально идеальными быть не могут и не планировались таковыми. Будто это – человеческое проклятие – быть другим даже для самих себя. Доберёшься ли ты до меня? Сидеть здесь – скорее бремя, чем благо. Скорее Солнце превратится в маленькую искорку, чем меня отсюда выпустят. Я слышу голоса из‑за чужих берегов и чувствую вкус соли во рту. Это мой, так сказать, дар и проклятие. Благодаря этим голосам, я подкидываю Кирелову идею за идеей для его стихотворений. Ему бы эти голоса были нужнее, чем мне. Тебе так не кажется? Просто наскучивают они и гудят. Гудят так, что я собственных мыслей не слышу. Но это плохо. Плохо. Кирелов рад, что у него такой знакомый, а у меня раскалывается голова. Я принимал множество лекарств, но до сих пор ничего не помогало. Лишь твоя фотография ослабила эту ноющую боль. Теперь ты понимаешь, отчего именно ты мне приглянулась. Ты – не такой ублюдок, как все остальные. Они – лицемерные твари, беспокоящиеся о своём состоянии на данный момент. Может, я слишком лестен в своих высказываниях, но ты спасла мне жизнь. Я понимаю всю твою боль от Клааса, да и от того больного человека. Мне про него донёс один человек, напрямую с ним связанный. Тебе не нужно знать про это. Это уже мои скелеты в шкафу. Ты в моей жизни – символ тайн и загадок. Врать я бы не стал. Ни за что! Предо мной открывается мир красоты, зашифрованный в иероглифах.
