Когда я учился у ребе Лейбы, я старался изо всех сил «поступать правильно». Я считал, вернее мне отец пояснил, что мы, «митнагдим», должны использовать все имеющиеся у нас возможности учиться, и делать это наилучшим образом. Свои успехи я должен был соизмерять со своими способностями и не должен был показывать, что я сравниваю себя с кем-нибудь из «хасидов».
Отец уже тогда, когда мне исполнилось семь с половиной лет, рассказал мне «историю» тех дней, когда он, будучи юношей, ходил в семью Головичеров, к Абраму и Меиру. Сперва целью его визитов было послушать как они учат Гемара, а потом он и сам включился в учебу. Более того, иногда даже сам дедушка Лейб подсаживал отца к себе, к своей Гемаре.
И тогда они уже «вчетвером» изучали, разбирали и решали затронутые «вопросы».
А чем вся эта учеба закончилось???
Так я же вам уже все рассказал…
Отец увез мать в город Жиздру…
Потом родился я, и теперь, через восемьдесят три года сижу и пишу «мемуары» – отчет за все пять поколений семьи Фейгиных: моего отца, меня, моих детей, внуков, правнуков.
Возвращаюсь к вопросу о том, чтобы «поступать правильно»…
Я считал, что такая экзекуция не украшает учения «закона Божьего» и высказал Ребе об этом, как мог и как понимал, один на один. Ребе ответил мне, что «без этого нельзя».
И уже на следующий день Науму[212] из второй группы класса попало ремешком по спине за ошибки в правилах писания Гебреиш.
Обычно, когда я рассказывал отцу о таких вот «побоях», он отвечал. – Тебя же не бьют. Пусть дети лучше готовятся. А он? На то он и Ребе. – Их этого мне стало ясно, что отец не против «ремешка», лишь бы «это» было на пользу делу. Мол, и нас били в Хейдере.
Спустя несколько дней «ремешок» опять «гулял» по двум малышам. Опять досталась Науму и Боре[213]. Они оба макали свои перьевые ручки в одну и ту же чернильницу, а та перевернулась и чернила разлились на две тетради. Капнуло на мою Гемару. Наум, которому это было не впервой, остался и продолжил заниматься, а Боря в слезах ушел домой.
На завтра, после порки дома, Боря пришел в Хейдер, как в рот воды набравши, правда, с новой чернильницей-непроливашкой.
Как говорится, всё стало на свои места. Но «ремешок» существует и находит свое применение, как «закон».
На этот раз я был вынужден сказать отцу. – Послушай, папа, я уже не маленький. Мне всё равно, что ты сделаешь со мной, но, если этот ненавистный старый Ребе когда-нибудь дотронется «ремешком» до одного из нас, клянусь, что «мы все вместе сломаем ему шею».
