Что бы я ни делала сейчас, я никогда не смогу восстановить эту прослойку, которой у меня не было. Я не француженка, потому что не родилась там. Росла совсем в другой культуре. Я не знаю, какие мультики и сериалы смотрели французские дети-подростки в девяностые, какие песни они пели и от кого фанатели. А если узнаю, то пережить это я уже никогда не смогу.
Поэтому моё знание языка – в первую очередь академическое. Возможно, это слишком самонадеянно, но предполагаю, что пишу в целом грамотнее среднестатистического француза. И книг на французском, наверное, прочитала больше, чем условный французский «любитель пива и телика». Я даже могу ругаться по-французски, мои коллеги-французы делают мне комплимент: моя речь звучит естественно…
Но у меня нет того культурного пласта, который есть у всех, кто жил и рос во Франции, пока я жила в России.
Так что же, моё знание языка – не настоящее, искусственное? Честно – пожалуй, да. Учить язык можно, а выучить – нет. Можно только приближаться к идеалу, причём приближаться до бесконечности.
Помните такой график – гипербола? Это линия, которая всё приближается к осям Х и Y, но никогда не соприкоснётся с ними.
Это грустно, обидно? Да нет, не думаю. Обиднее было бы, если бы идеала можно было достичь. Потому что: а что дальше, куда идти? Вот вы знаете язык в совершенстве, лучше уже некуда, и что теперь? Только вниз. Но в жизни не так: мы всегда можем идти вверх, брать выше, стать ещё лучше.
А теперь про моё преимущество! Которого нет у носителя языка и никогда не будет, потому что это нужно ПЕРЕЖИТЬ.
Носитель языка преподаёт свой язык, который усвоил в раннем детстве. Он никогда не учил его как иностранный. А значит, не переживал трудностей, которые предстоят всем, кто берется за изучение языка.
Вот, в самом деле, я могла бы, теоретически, преподавать русский как иностранный. Этому можно научиться. Я даже узнала бы, какие именно темы труднее всего для тех, кто изучает наш язык, и как их можно подать.
Но по-настоящему прочувствовать, узнать на своей шкуре эту трудность мне уже не дано. Меня не беспокоят падежи и тот факт, что мы говорим «конь – коня», но «путь – пути». Что «делать – сделать», но «брать – взять». Я не зубрила это, не делала упражнения на это. Я просто всегда это знала.
Да, с опытом я поняла бы, что именно самое трудное в нашем языке и как это можно отработать. Но поняла бы со стороны, «свысока».
Тогда как французский я учила сама. Знаю по себе, какие темы сложные. Почему я стала делать подробные, детальные объяснения грамматики? Потому что мне когда-то их не хватало.
