Но вот Валя вернулась с кухни, в руках она несла большой круглый торт. Лицо ее светилось, и Дружинину вдруг показалось, что Валя была такой же, как и в тот день, когда они сидели у костра.
Дружинин поднялся и, вызвавшись помочь, тотчас притащил на стол самовар, Валя принесла посуду, Мария Флегонтьевна — варенье. Появилась на столе и бутылка портвейна.
Мария Флегонтьевна взяла рюмку с вином и, встав, спросила:
— Ну как, вижу, помирились?
— Кто старое помянет, тому глаз вон, — улыбнувшись, ответил Дружинин и чокнулся рюмкой сначала с хозяйкой, а потом и с Валей.
— Ну что же, как говорит у меня Коля, возьмем эти слова на контроль. — И Мария Флегонтьевна первой выпила.
Валя смущенно взглянула на Дружинина и, поднеся рюмку к губам, отставила.
— Ну нет, за примирение так не пьют,— возразила Мария Флегонтьевна, и Валя вынуждена была снова чокнуться с Дружининым.
Выпив, Мария Флегонтьевна включила проигрыватель, и зазвучавший «Школьный вальс» заставил подняться Дружинина. Он подошел к Вале и, взяв ее за руку, повел по комнате…
Поздно вечером Дружинин стал собираться домой, и Валя вызвалась проводить его до калитки.
Густым пьянящим запахом дохнули из палисадника кусты сирени. Казалось, ночь и не начиналась и день будто все еще продолжался, только он был чуть иной — сумеречный, не по-обычному тихий, заснувший. Можно было разглядеть даже прикорнувших к карнизу голубей.
и разыскать в траве анютины глазки, и пересчитать лепестки на каждой кисти сирени.
Валя сорвала духмяную ветку и вдруг вспомнила Веру Михайловну, и снова на душе стаЯо тревожно, и ей захотелось высказать Сергею то, о чем она думала весь этот вечер. Но с чего начать, так и не знала.
— О чем ты разговаривал с Верой Михайловной? — наконец спросила Валя волнуясь. — Наверное, опять она в гости к себе приглашала?
— Ты обижаешь меня, Валя, — уловив смысл вопроса, ответил Сергей. — Я тебе говорил не раз, что Вера Михайловна для меня друг по работе, и только… Упрямая ты…
— Какая уж есть, — отшутилась Валя и, легонько хлестнув его по лицу веткой сирени, хотела убежать, но Дружинин удержал ее.
— А ведь это хорошо, что ты такая…
— Какая?
— Да упрямая-то. — Он, обняв ее плечи, хотел было поцеловать, но Валя вырвалась и. подбежав к крыльцу, ухватилась за столбик и, словно дразня, спросила:
— А теперь нравлюсь?
14
Всю дорогу Веру Михайловну не покидала мысль о Дружинине. Она только теперь с особой ясностью поняла, как все же сильно любила этого человека и, любя, все время сдерживала свои чувства. И вот все то, чем жила она последний год, из-за чего так мучительно страдала в бессонные ночи, на что надеялась, — все вдруг рухнуло. Она понимала, что сама разорвала этот узел, но, разорвав, не раз и пожалела об этом. Однако теперь ничего уже нельзя изменить…
