– Мой Взор подводит меня, – сказал Арвида. – Ускользает из мира. Я вижу камни и небо, ничего более.
Каллистон улыбнулся.
– Он вернется. Великий Океан переменчив.
– Или пересыхает.
– Твой тутиларий не ведет тебя?
– Когда я слеп, слепнет и Яниус. Если я вижу, он видит.
Кивнув, Каллистон вытер ладонью пот со лба.
– Хотел бы я дать тебе больше времени, но мы получили приказ. Отбываем в пустоту.
– Прямо сейчас?
– Похоже на то.
– Кто распорядился?
– Примарх.
Арвида заколебался. Он долго и безуспешно пытался одолеть свою привычку сомневаться, потребность, что мешала ему подняться в иерархии легиона, несмотря на силу, которой, как признавал даже Ариман, Ревюэль обладал. Тысяча Сынов были почтительным легионом. Дисциплинированным. Легионом, в котором верность ценилась превыше всего.
– Я не понимаю, – не желая того, произнес Арвида. – Океан неспокоен – в немногих оставшихся у нас видениях одни лишь убийства. Просперо нуждается в охране, больше, чем когда–либо. И ты, брат-капитан, советовал то же самое.
– Да, советовал.
– Тогда почему…
– Чего ты от меня хочешь? – На суровом лице Каллистона прорезалась улыбка, но за ней что-то скрывалось – усталость, или, возможно, самобичевание. – Мы отбываем в пустоту. Скиммер уже в пути.
Ревюэль отвернулся. Призрачный силуэт дрожал в небе над ним, искристый, словно блики на воде. Ветер сгонял пыль в небольшие вихри, которые на мгновение-другое зависали высоко над спекшейся землей и обращались в ничто. Пустыни Просперо изменялись, окрашиваясь зеленью там, где их пронизывали ирригационные каналы из оазиса Тизки. Когда-нибудь этот высушенный край расцветет садами.
– Почему сейчас? – Спросил Арвида.
– У него есть причины.
– Мог бы и поделиться ими.
- Он выживет?
Арвида взглянул на капитана.
– Что?
– Он сможет побороть изменение?
– О чем ты говоришь?
Но Каллистон исчез. Исчез и Просперо.
Остался лишь Яниус, что парил над бездной, словно воспоминание, и по-прежнему искрил в потоках солнечного света.
– Почему мы доверились? – Пробормотал Арвида, не ожидая ответа, ведь он столько раз задавал этот вопрос прежде, и так и не нашел верного.
– Он выживет? – спросил Халид Хасан.
Мрак окутывал зал, расположенный так глубоко под землей, что ни один солнечный луч ни разу не скользнул по его влажным камням. Казалось, здесь должна была царить прохлада, но плиты под ногами оставались теплыми, словно человеческие тела, с того момента, как были сломаны первые обереги. Снизу доносился шум: ужасные звуки, каких не слышали с самых древних ночей, эпох беспомощного невежества расы людей. Не замолкая ни на мгновение, они вгрызались прямо в хрупкие грани рассудка.
