Как же, как же помню я эту доцент – скептически кривлю рот. Чуть не зеленая была, когда поняла, что ее начальник, забыв обо всем на свете, вот уже битый час болтает с какой-то посторонней пигалицей, вместо того, чтобы выслушивать ее заумные рассуждения о предстоящем докладе.
Вот и сейчас позеленела вся, бедняжка.
Не ссы! – я посылаю ей успокаивающий взгляд. Мне подонки, объясняющиеся в любви ради секса, а потом посылающие на аборт, не нужны. Можешь оставить своего Сашеньку себе.
Погруженная в собственные мысли, слишком поздно спохватываюсь и пропускаю момент, когда мама приглашает ректора к нам на ужин.
– Ты с ума сошла! – шиплю сквозь зубы, отвернувшись от всех. – Только его мне и не хватало!
– Дура! – еле слышно шипит в ответ мама. – Он от тебя глаз оторвать не может!
В конце концов под напором всех и сразу я сдаюсь. Безвольно улыбаясь, выслушиваю, как ректор нахваливает меня перед мамой, бесстыдно сочиняя про то, какое я произвела замечательное впечатление на конференции четыре года назад, хоть я там даже не выступала. Совсем не удивляюсь этому вранью – врать он умеет, как никто на свете.
Мама охает и ахает, восторженно прикладывая руки груди и в тон этому вруну соглашается что да, мол «какая жалость», что девочке пришлось оставить учебу, но что поделаешь, «такова се ля ви».
Масюня тоже в восторге от нового знакомого – вываливает из кармана своего красного пальто всякую мелкую дребедень и хвастается, раскладывая свои богатства у него на ладони. По конец нашей встречи Александр Борисович разживается целым состоянием – пупсом из очень модноц детской коллекции, крохотной расческой от какой-то другой куклы и кусочком пластилина, изображающим тортик.
Пупса, правда, подарили не на совсем – заставили клятвенно пообещать, что дядя поиграет и принесет его обратно, когда придет к нам на ужин сегодня вечером.
– После такого перерыва в учебе Лиле обязательно нужна будет помощь, – заявляет Зорин на прощание. – А я могу организовать вам репетиторов за счет университета. По льготному тарифу и квоте.
Его рот говорит с моей матерью, но глаза смотрят только на меня, словно… словно он заговаривает меня, внушает мне свои желания и заставляет поверить ему.
И это начинает работать.
О, я хорошо знаю этот взгляд! Один лишь раз достаточно уступить ему – задержаться, утонуть в нем хоть на мгновение – и ты пропала. Навсегда, навечно, даже когда он отфутболит тебя за ненадобностью. Даже когда сожрет твое сердце на завтрак, элегантно разрезав его десертным ножичком.
