— Как.
— Зачем тебе все это?
— Мне незачем. Есть люди, которым нужно. Это очень влиятельные люди. Им важно очистить землю от подобных тебе и Аглае ублюдков.
— Это зифы?
Саня засмеялся:
— Ты шутишь? Посмотри на неё, — он показал на Веру. — На что она способна? Жрать и трахаться, что для неё одно и то же.
Вера подняла на Сеня недобрый взгляд. «Не надо», показала я ей глазами. Она сжалась и засуетилась, пытаясь втиснуть контейнеры в узкий пакет. Я слышала, как запыхтел Жаба, но дула Сениних пистолетов, словно обезумевшие часовые стрелки, метались, указывая на всех по очереди.
— Что же это за люди?
— Не твоего ума дело. Иди.
— Меня ты тоже убьёшь?
Сеня одарил меня холодным прозрачным взглядом.
— Смирись с неизбежным. Так ты, кажется, говорила? Иди.
— Почему ты стрелял ей в сердце? Не хватило решимости выстрелить в голову?
— Иди!! — разъярённо закричал убийца. — Не пытайся меня отвлечь!
Сеня быстро развернулся и выстрелил Антону в плечо. Взвизгнула Вера. Жаба с удивлённым лицом закачался и сел на пол, зажимая рану.
— Ничего личного, Дирижабль, — кинул Скат. — Сам понимаешь, рисковать не могу.
Он перевел прицел на Веру, застывшую в ужасе, помедлил, улыбнулся и ступил на мост, ткнув меня дулом под ребра. Я взяла за руки Павла и Киприянова, Сеня обнял меня одной рукой за талию, глумливо прижав к себе. Нас поглотил туман. На Холмах было пасмурно, в воздухе дрожала морось. Как только мы вошли, невысоко над нами захлопали невидимые крылья – Сеня пригнулся, но не потерял бдительности. Впрочем, все, кроме меня, в тот момент были подавлены и бессильны: Кошак трясся от страха, на лице Киприянова застыло бессмысленное выражение.
Туман вдруг начал рваться клочьями и таять. Солнце всё так же пряталось за тучами, но приоткрывшийся вид на море был великолепен. Я схватила Кошака за руку и, отступив назад, с силой толкнула его за спину, в комнату. Павел исчез, словно вмиг стал невидимым, только мелькнуло полупрозрачное, искаженное ужасом лицо. Скат выругался, потом, беззвучно шевеля губами, скинул с плеч туго набитый рюкзак, спрыгнул с моста, аккуратно наклонился, потрогал траву под ногой, вздохнул, поднялся и… выстрелил мне в висок. Вернее, думал, что выстрелил. На его лице возникло недоумённое выражение.
— Можешь выбросить свои пушки, здесь это все не действует, — сказала я.
Сеня нажал на курок во второй раз, и в третий, и в четвертый.
— Здесь нельзя убивать. Только у Холмов есть исключительное право вершить суд.
