Комендант приволок матрас и подушку. За окном стемнело. Сороковаттная лампочка под потолком давала неприятный свет. В животе забурчало. Аня нашла в шкафчиках на кухне забытый кем-то кипятильник, обрадовалась, вскипятила кружку воды, развела суп из пакетика, поела и постелилась. Свет раздражал, она выключила его, оставшись в темноте, разболтанная розетка над кроватью заискрила, когда она подключила в нее свой телефон. На счету оставались крошки трафика. Она успела лишь отправить сообщение коллеге Юле, которую считала своей подругой. Юля ответила сухо, напомнив, который час. Кеша был прав: у нее нет подруг, денег, чувств и благоразумия.
… Аня вроде заснула, а вроде нет. В голове мелькали образы: Кеша, Станислав Иванович, папа. Ночью, раскрыв глаза, она долго всматривалась в темноту. На часах был «час быка[2]» — Иннокентий любил всякие восточные определения времени и астрологию вообще. Захотелось пить. Вода на кухне шла мутная, желтоватая, тетя Инга в разговоре по телефону предупреждала, чтобы Аня в Каратове не пила из-под крана ни в коем случае. Бутылка с минералкой, купленная на вокзале, тоже была пуста. Аня так бы и мучилась от жажды, но вспомнила, что по дороге сюда видела питьевой фонтанчик на своем втором этаже, в зоне рекреации. Она надела халатик поверх шелковой сорочки и выскользнула из комнаты.
Главное теперь — не заблудиться. Планировал корпус, видимо, какой-то склонный к паранойе архитектор — при захвате здания можно было баррикадироваться за любым поворотом, которых имелось бессчетное количество. Зона рекреации, о чем гласила самодельная табличка у поворота, была просто глубокой нишей у широкого окна с диванчиком и старым телевизором под раскидистым фикусом. Как назло, именно здесь было темнее всего, и Ане пришлось идти почти наощупь, дожидаясь, чтобы глаза привыкли к темноте.
Аня наклонилась над фонтанчиком, нащупала круглый краник, повернула и… конечно же, получила струйкой в нос.
— Ох! Черт!
Она вытерла лицо полой халата и начала жадно пить. Чуть не подавилась, когда из темноты донесся насмешливый мужской голос:
— Красивые ножки. Что, сушняк?
Аня быстро поправила халатик и повернулась к окну. На подоконнике (как она вообще не увидела силуэт из коридора?) сидел парень с бутылкой. Глаза у Ани уже привыкли. Она разглядела четкий профиль и ежик волос.
Аня молчала. На территории кампуса запрещено спиртное, даже пиво, но какое ей дело? Она и так уже поняла, что не останется в Каратове, просто не выдержит. В понедельник уволится, поедет к теткам, займет денег и вернется в Москву. Пусть отец разозлится, назовет ее слабачкой, пусть Новиковы злорадствуют. Что за взбрык, вообще? Зачем она все это устроила: показательный отъезд в провинциальный город с двумя чемоданами? Чем она это заслужила?
