Два сына: старшему двадцать пять, младшему двадцать, жена, её мать и две юные дочки, десяти и двенадцати лет. Как он мог оказывать сопротивление нацистам, имея такую большую семью? Ведь он несёт ответственность за их будущее!
Он вздрогнул, на плечо неожиданно положила руку жена.
– Что с тобой, Альфи? Ты будто сам не свой.
Альфонс разозлился.
– Сам не свой?! – переспросил он, – сам не свой?! В уме ли ты, жена? Ты разве не видишь, что происходит? В каком положении мы находимся? Ты что? Ты слепа, или может, глупа?
– Не нужно срывать на мне злобу, Альфонс, – с достоинством ответила жена, – я понимаю всё не хуже твоего, однако, показываю больше мужественности. Твоё поведение вызывает беспокойство у детей и мамы. Ты должен сохранять спокойствие! Мы должны это пережить!
Альфонс задохнулся от ярости:
– Ты… Ты… Дура!!! ДУУРРАА!
На них уже смотрели все обитали прихожей. Из комнат с любопытством выглядывали соседи.
Жена побледнела и отвернулась.
– Знаешь, Альфонс, ты просто гадок!
Он лихорадочно подумал и вдруг сказал:
– Собирай вещи, мы уходим. Собирай маму и девочек. Всё, что осталось, всё, что сможешь взять. Рафаэль, Михаил, собирайтесь, мы уезжаем, – крикнул он сыновьям.
Жена застыла в недоумении.
– Куда собираться, Альфи? Куда ты хочешь нас вести? Город оккупирован.
– Молчи! Предоставь это мне. Быстро! Все быстро, выход через пол часа.
В этой семье царил патриархат. Слово отца было законом для всех. Альфонс сколотил нешуточное состояние, обеспечил будущее сыновей и дочерей, заботился о жене и её матери. Его привыкли слушаться всегда, послушались и сейчас.
Через полчаса, собрав свои скудные пожитки, еврейская семья двигалась по улицам Кракова. Они направлялись в сторону вокзала.
– Сейчас, сейчас – твердил Альфонс, – всегда можно договориться. Где твои бриллиантовые серёжки? – спросил он жену, – в крайнем случае, дадим взятку коменданту, нас обязательно выпустят, кому мы нужны? Всего лишь одна жалкая семейка бедных евреев…
Они не прошли и километра, как их остановил патруль.
– Эй вы! Куда это вы направляетесь? – спросил рослый немец, с ружьём на плече.
– Господин офицер, – внушительно начал Альфонс, – мы хотели бы переговорить с герром комендантом.
Немец застыл на миг и вдруг расхохотался, задрав голову.
– Ты слышал, Ганс, а? Они хотели бы поговорить с комендантом! – обратился он к своему спутнику, – хахаха, с комендантом, ааа! Ганс! Во каков, еврей!
Альфонс стушевался. Позади него стояли две пожилые женщины, две испуганные девочки и двое взрослых сыновей, которые впрочем, тоже были испуганы не меньше.
