- Остановите омнибус! Я оставил зубы на камине!
- Ну и что? - ответили ему. - Вы же никого кусать не собираетесь. - И ему дали бутылку с соломинкой.
- А если я захочу улыбнуться? - спросил он.
- Нет, нет, только не вы, - ответили ему.
- Который час, мистер Кадвалладур?
- Осталось двенадцать минут! - прокричал им в ответ старичок в панамке, и все в один голос начали поносить его.
Шарабан остановился у дверей "Горной овцы" - маленькой, неказистой таверны, соломенная крыша которой напоминала парик, изъеденный стригущим лишаем. На флагштоке у мужской уборной развевался флаг Сиама. То, что флаг был сиамским, я знал по сигаретным коробкам. Хозяин таверны стоял на пороге, приветствуя нас с улыбкой прикинувшегося овечкой волка. Это был долговязый поджарый мужчина с гнилыми зубами, сальными завитками на лбу и сверлящим взглядом.
- Какой чудесный летний день! - произнес он и тронул завиток когтистой лапой.
Точно так же он обратился к горной овце прежде, чем сожрать ее, подумал я про себя. Честная компания, блея, высыпала из повозки и кинулась в таверну.
- Присмотри-ка за шарабаном, - сказал мне дядюшка, - чтоб никто его не увел.
- Да некому тут его увести, - ответил я, - разве что коровам. - Но дядюшка уже самозабвенно трубил в свой рог внутри таверны.
Я смотрел на коров, а они на меня. Больше нам просто ничего не оставалось. Три четверти часа тянулись, как долгая тягучая туча. Солнце бросало свои лучи на пустынную дорогу, забытого, никому не нужного мальчишку и коров с бездонными, как озера, глазами. Компания в темноте таверны была уже до того переполнена счастьем, что била посуду. Бретонец из "Лукового Шони", в берете, со связкой луковиц на шее, подкатил на велосипеде и остановился у дверей.
- Quelle un grand matin, monsieur* - сказал я.
* Какое прекрасное утро, сударь (искаж. фр.).
- Ба, да тут французы! - воскликнул он.
Я пошел за ним по коридору и заглянул внутрь. Участников поездки я узнал с трудом. У всех изменился цвет кожи. С лицами из свеклы, ревеня и переспелой арбузной мякоти они с гиканьем отплясывали в темной, застланной дымом комнате, словно чудовищно постаревшие сорванцы, а посредине раскачивался дядюшка, состоящий из рыжих усов и множества животов. На полу лежали разбитый бокал и мистер Уизли.
- Всем налить! - орал Боб Скрипач, избежавший наказания маленький человечек с ясными синими глазами и пухлой улыбкой.
- Кто обокрал сироток?
- Кто продал собственного малютку цыганам?
