Они заговорили о том, как меняются традиционные критерии «мужского поступка» как добродетели.
Они заговорили о мире, который никак не может расстаться со своим «мужчинством», и продолжает тяготиться своей уязвимостью.
Они заговорили об «уязвимости».
Ахиллес и Джейк встретились в пространстве современности (теперь без кавычек), которая способна вобрать в себя смыслы тысячелетий. И оказалось (оказалось для меня, для моей культурной комбинаторики), что поставленные друг против друга, они способны просвечивать, облучать друг друга, поверх хронологического времени.
… новый поворот (провидение?) в заданной теме: Интернет «подсунул» мне сцену из фильма, в которой слепой полковник Фрэнк Слэйд (Аль Пачино) танцует танго с молодой женщиной, которая никогда до этого не танцевала танго.
Не могу скрыть своего восхищения слепым полковником и, тем самым, своего восхищения подлинным «мужчинством», которое никогда не умирает.
Остаётся признать, что, возможно, настоящий текст просто попытка компенсации недостижимого для меня «мужчинства».
И неизвестно, где кончается моя концепция с претензией на универсальность, и начинается моё личное высказывание, как некий итог моей биографии…
B. АХИЛЛЕС
… мой «гомеровский вопрос»
Если перестать спорить о термине «чудо Древней Греции», а просто попытаться понять в чём его смысл, придётся начать с антропоморфной мифологии Древней Греции и почти сразу, не вслед, а изнутри, назвать поэта этой мифологии, поэта в его исконном значении как чувствующего сосуда коллективных фобий, коллективных неврозов, коллективных восторгов, коллективных безумств, запечатлённых в греческих мифах, которые до поры до времени оставались в неведении о самих себе, пока не явился поэт, способный втягивать, всасывать, проглатывать эти мифы, чтобы на выходе возвратить космическое организованное целое, так, что кажется он, поэт, сам их создал.
Гомер оказался не только началом, но и первоначалом греческой культуры.
Не случайно Гомер, уже в Древней Греции, стал легендой.
Не случайно семь городов спорили о том, откуда он родом, претендуя называться родиной Гомера.
Не случайно древние греки считали, что Гомер сам себе выколол глаза, чтобы не натыкаться на первый попавшийся на глаза предмет, чтобы видеть внутренним зрением глубже и полнее.
Насколько могу судить, древнегреческие племена до Гомера в основном разрушали всё вокруг, пока не впали в спячку «тёмных веков», замерли то ли от неведомого нам испуга, то ли в предчувствии Гомера.
