… что означает «современность».
Практически любой литературный текст, который мы называем классическим, говорит нам о том, что происходило «там и тогда», и что могло происходить во все времена. Если время частица вечности, то текст – то ли их сопряжение, то ли их преодоление, то ли их забывание, то ли всё это вместе.
После всего того, что открылось в ХХ веке, после того, как физики открыли относительность времени, разъяснили, что масса способна сворачивать время, хронологическое время предстало то ли как своеобразная культурная игра, то ли как декоративное обрамление тех или иных культурных событий и тех или иных артефактов культуры. Соответственно, то, что раньше воспринималось как происходящее во времени, предстало как ваяние времени, иначе говоря, как создание своего времени.
Понятие «современность» ещё вчера означало «в наши дни» (хронологическое время), а сегодня, чаще всего, означает уровень развития общества. Парадокс, современное прочтение «современности» (тавтология не случайна) предполагает, что одни народы застряли в средневековье, а другие создают время современности.
Постмодернизм позволил «современности» вобрать в себя все века и заново перетасовать старые смыслы, причём настолько же серьёзно, насколько пародийно.
Или другой пример, ещё вчера мы спорили, насколько можно «осовременивать» классику. Сегодня же сама «аутентичность» воспринимается как художественный приём, не более того.
Не знаю, как для вас, но для меня Гамлет с рюкзаком и в кроссовках, более Гамлет, чем в одеяниях начала XVII века, которые сегодня не могут не восприниматься как декоративные.
Одним словом, «хронологическое время» рано сдавать в архив, но приходится учитывать, что нередко «линейное» грозит обернуться «прямолинейным», а «современность» – эфемерной (скользящей, не оставляющей следов-смыслов) «современностью».
Способность ваять время становится основным критерием как для того или иного текста, который мы считаем классическим, так и для того или иного события, которое мы признаём историческим.
Диалог сквозь толщу веков.
Как видно из названия, в настоящем эссе речь пойдёт о «диалоге сквозь толщу веков» (двадцать девять веков?) Ахилла (Ахиллеса) из «Илиады» Гомера, и Джейка (Джейкоба Барнса) из «Фиесты» Эрнста Хемингуэя.
«Илиада» и «Фиеста» жили во мне давно (десятки лет), жили, казалось, параллельной жизнью, но неожиданно для меня Ахиллес и Джейк «заговорили» друг с другом
Они заговорили о том, что меня сегодня больше всего настораживает, озадачивает, по поводу чего сегодня сомневаюсь, комплексую, пытаюсь что-то доказать себе и другим, чаще без особого успеха.
