Потом дед на время переходил с польской темы на еврейскую и рассказывал очередной анекдот с бородой:
– Девушки, вы-таки знаете, почему еврейские синагоги круглые? Не знаете??
Дед выдерживал театральную паузу и вполголоса сообщал:
– Это чтобы невозможно было спрятаться в углу, когда ящик для пожертвований идёт по кругу.
– Ну вот, теперь к евреям прицепился, – начала критиковать Зина.
– Не нравится еврейская тема? Зря. Вокруг неё пол российской истории вертится последние века полтора. Ну, тогда представляю вам доказательство моего интернационализьма: Варшавское радио провело конкурс на самое интересное продолжение короткого юмористического рассказа. Радиослушателям задали следующую тему: «Маленькая пчёлка залетела под платье пани Вуйцик…». В этом конкурсе победил школьник Моше Гуревич, который прислал продолжение: «…и укусила за пальчик пана Ципульского».
Захмелевшая Зина, подперев кулаком щёку, вдруг запела старую казачью песню – печальную и протяжную:
Не для меня придёт весна,
Не для меня Дон разольётся,
И сердце девичье забьётся
С восторгом чувств – не для меня.
Не для меня цветут сады,
В долине роща расцветает,
Там соловей весну встречает,
Он будет петь не для меня.
Не для меня придёт Пасха,
За стол родня вся соберётся,
«Христос воскрес!» – из уст польётся,
Пасхальный день не для меня.
Степан видел, как опустил голову дед, а Светка, резко стянув с шеи тёплый платок, мельком взглянув на Стёпу, подхватила вторым голосом. Замысловатая грустная мелодия разбилась на два голоса, пошла бойчее, сливаясь в конце каждой строфы в единый стон души. Когда песня кончилась, дед крякнул, отвернулся к окну. Светка, ещё слабая после болезни, утомилась и задремала. Бабзин тоже начала укладываться. Деда Петя заговорщически подмигнул Степану, и, ничего не говоря, поманил за собой. На кухонном столе уже были разложены нарды.
Время до утра пролетело незаметно. Легли спать около семи.
Первое января выдалось солнечным. Весь день прошел в полусне, просмотре телика и поедании остатков оливье. Светка пробовала позвонить Захарке, справиться как у него дела, поздравить. Ответили не сразу. Трубку взял его брат, рявкнул: «негра нет» и сразу дал отбой. Около семи вечера стол опять перенесли в комнату, установили напротив телевизора и сели ужинать. Вдруг раздался звонок в дверь – долгий, уверенный, настойчивый. Бабзин, сидевшая у края стола, поближе к кухне, пошла открывать. Вернулась испуганная, бледная:
– Что за напасти – вчера варежки посеяла. Сегодня вот… и не верь в приметы теперь.
