– Какой? Куда? Ты пойми, возраст ведь не тот уже, ему нельзя, а то кто знает, что может случиться.
– Я ничего ему говорить не собираюсь. Хочет – пусть идет, хоть отдохнет от всех нас. В особенности от тебя, – сказал младший брат, и с довольной улыбкой на лице, которая может возникнуть у человека, сделавшего хорошее дело, скрылся за дверью.
– Прекращай глупости говорить. Я тогда с ним пойду.
Дядя Петя стремглав побежал обратно к старшему брату и радостно, точно ребенок, поделился с ним новостью. Все это время он не замечал меня, и не обращал никакого внимания в мою сторону. Я же считал не уместным его отвлекать.
– Ну что ж, раз хочешь, – смиренно сказал старший брат. – Только чтобы никакого шума.
– Здравствуй, Маша, я Дубровский! Когда это я шумел?
– Когда-когда? Да постоянно! – сказал Еким Иваныч и засмеялся.
– Сережа, я что, постоянно шумлю?
Петр Иваныч так внезапно обратился ко мне, что я не сразу сообразил, к кому он заговорил.
Дверь была открыта, и я сидел как раз напротив братьев. Все-таки он видел меня с самого начала, но скорее-всего не посчитал нужным посмотреть в мою сторону. Его волновали более важные дела.
Я не знал, что ему ответить. Хотелось сказать обидную правду, но было жаль этого старика. Я издал какой-то звук и развел руками.
– Да не трогай ты хлопца, что ты вечно его трогаешь. Дай ему хоть проснуться, Петя.
– Я его не трогаю. Сережа, я тебя трогаю?
– Петя, прекращай!
Старший брат ушел. Дядя Петя подошел к столу и тихо заговорил ко мне, поглядывая в открытую дверь.
– Ой, представь, как схватило меня ночью, вообще…
– Что случилось? – напугано спросил я.
– Та спина заболела. То там болит, то здесь. Всю ночь не спал. И чего болит? Не понятно. Ведь все было хорошо, а потом как схватило год назад, так до сих пор не отпускает.
Средний брат долго жаловался на свою судьбу. Я молчаливо слушал его, иногда поддерживал и жалел.
– Знаешь, что я заметил? – неожиданно прервал он свое неоконченное рассуждение. – Человек в молодом возрасте, почему-то, больше знает зла, чем добра. Но ты почему-то не такой…
Я его поблагодарил, но мне было неловко и неприятно слушать от него похвалу. Возможно мне было неловко потому, что меня поставили выше других людей; а неприятно, потому что я сам недавно думал плохо о людях, и мне было совестно.
Движение в доме набирало обороты. Братья готовились выходить. Но как это обычно случается перед важным делом, к которому заранее приготовляешься, появляются неотложные дела, требующие немедленного вмешательства. Что-то постоянно оттягивало их намеренье поскорее уйти. Нужно было сделать и то, и другое, а время как будто нарочно шло быстрее, точно глумилось над ними.
