С каждым днём ему было всё сложнее возвращаться, мысли были настолько запутанны, что его сознание начинало пошатываться.
– Знаешь, мам, о чём я думаю последнее время, – начал свой разговор, обедая за столом, Миша, – вот ты веришь в Бога, и что он такой весь хороший, добрый. А разве милосердно с его стороны делать так, чтобы родной сын видел свою маму голой?
– Давай не будем говорить на эту тему, ты ведь знаешь, что я этого не люблю. У нас с тобой разные взгляды на мир.
– А я хочу об этом поговорить. Раз уж твой Бог делает так, что родному сыну говорят, что он умер, причём его же собственная мать. Это правильно, по-твоему? Нет, я не спорю, что эти вопросы нужно задавать не тебе, и что ты в чём-то виновата – нет. Мне интересно, как ты можешь продолжать верить в то, что очевидно является воплощением зла и безумства. Ты мне часто говорила, что в жизни всё происходит так, как должно было случиться, и что всё приведёт к лучшему. И вот что я хочу узнать: это ж с какого хрена должно было так случиться? Урок? Для чего? Для того чтобы сойти с ума от горя? И хорошо, что у него есть мы. Но ведь есть много людей, которые переживают подобные ситуации в одиночку. Знаешь, я, конечно, люблю бабушку, но из-за болезни это теперь не она. Это абсолютно другой человек, который мучает своё окружение. Как мне кажется, в таком положении лучше бы было, как бы мне не хотелось этого говорить, но лучше б она умерла. Стало бы легче и ей, и её родственникам.
– Что касается последнего, я с тобой даже согласна. Мне надоело смотреть, как твой отец мучается изо дня в день. А насчёт Бога я скажу то же, что и в первый раз: я не хочу об этом разговаривать, – с сочувствием ответила Светлана Александровна Фриман.
– Вот так вы, верующие, и уходите от ответа, когда вам нечего сказать. Я лишь хочу, чтобы ты знала, когда я умру, и вдруг случится чудо и меня отправят на небеса для суда моей души, я плюну этому ублюдку прямо в рожу и с удовольствием пойду гореть в котёл. Потому что если он и есть, я не намерен находиться рядом с этим куском говна.
По прошествии полугода после прибытия, Зара Игнатьева скончалась от инсульта, который случился после восьми часов вечера, уже после визита её сына. На следующее утро Тимофей, зайдя в квартиру, почувствовал помимо сильного запаха мочи трупное зловонье. Свежую и мощную, пронизывающую от головы до ног, заставляющую слезиться глаза вонь умершего человека. Сразу и не скажешь, что он почувствовал. С одной стороны, горечь и утрату, а с другой – неимоверное облегчение. Конечно, не до конца понимая, что он освободился от тюрьмы, в которую его загнала родная мать, но чувствуя облегчение, что, наконец, это всё закончилось, он упал на колени и зарыдал.
