А Антонов слушал с изумлением,
С великим человеческим сожалением
И не знал, что сказать,
А выбрал просто промолчать.
Зарев прикрыл глаза,
На щеке текла крупинкою слеза.
– Вот так вот мы и жили,
Душу так рано хоронили;
Лишь тело с рефлексами живет,
Попутным ветром все несет.
Тележнев шел шатаясь,
Падая при чем на ровном месте,
Поднимаясь, запинаясь,
Пьян. Смотреть интересно.
– Вот господин хорошо живет.
Будто дальше продолжая.
– И снова пьяный он идет,
Ни о чем не сожалея, не мечтая.
– Погодка. – Тележнев. – Хороша.
Да вот только болит душа.
А Вы, Рыбакина не видали?
А чего-то давно на рыбалку не шагали.
Клев хороший, а я вот пью,
Хоть коту чего-нибудь найду.
Присаживаясь, Тележнев сказал:
– Я вот работаю и не осознал,
Буржуазия ничего не делает. Вот.
А мы работаем и денег нет, где в прок.
Тележнев рассказывал о сельском понимании,
Но никто его не слушал,
Ведь он нес чушь по пьяни,
Изливал сам себе душу.
Антонов опустив глаза,
Поглядывал на Зарева иногда,
Зарев посидел немного, встал
И пошел себе. Ничего не сказал.
Тележнев мигом спросил:
– Слушай, а чего это с ним?
Тот пожал лишь плечами,
А другой продолжил нести по пьяни.
Речи сливались, тема за темой,
Новая речь другой на смену,
