На завтрак вместо манной каши, от одного вида которой Альку начинало мутить, баба Маша сделала ей вкуснейший бутерброд с маслом и сахаром, причём Алька никогда не видела такого странного масла – из банки с водой. Но всё равно это был самый вкусный бутерброд, который она ела в жизни, а потом они вместе с бабой Машей долго пили в палате чай с малиновым вареньем.
Даже на уколы – их было у Альки четыре в день – они ходили вместе. Логопед из кабинета лечебной физкультуры научила Альку специальной гимнастике для губ, которую она должна была выполнять каждый день, и вместе с бабой Машей повторение нудных звуков вовсе не казалось скучным.
Других двух соседок в палате словно бы и не было – Алька сначала проявляла к ним интерес, но баба Маша назвала их странным словом «тяжёлые», и хотя Алька вовсе не считала сухоньких и коротеньких бабушек тяжёлыми, спорить она не стала.
Когда к Альке приходили родители, она всегда подсаживала поближе к бабе Маше свою куклу – чтобы она не скучала, пока её нет, а однажды, придя обратно в палату, она обнаружила на кукле прекрасный новый жилет и маленький браслетик, которые баба Маша смастерила, пока её не было.
Неврит понемногу уходил. Впрочем, сама Алька этого не замечала, зато родители, всякий раз пристально вглядываясь в её лицо, начали удовлетворённо и многозначительно переглядываться.
Однажды под вечер одна из тихих соседок вдруг задышала громко, отрывисто и хрипло. Баба Маша немедленно велела Альке бежать к медсестре. Когда девочка вернулась с сестрой, баба Маша уже ждала её возле входа в палату, с куклой и зеркальцем для упражнений в руках.
– А что, Аленька, пойдём с тобой погуляем, пока бабушку полечат? Цветы проверим на первом этаже, да материалу на платье твоей кукле, может, наберём какого. А заодно и гимнастику твою сделаем.
– Пойдём! – радостно согласилась Алька, и они долго бродили по больничным этажам, взявшись за руки.
Когда они вернулись, кровать соседки была пустой. Свёрнутый в рулон матрас выглядел как-то безжизненно, и, несмотря на то, что с соседкой Алька ни разу даже не разговаривала, ей стало одновременно и грустно, и почему-то тревожно.
– Бабушку что – выписали? – шёпотом спросила Алька и смешалась, увидев, как задрожали сухонькие губы старушки. – А почему ты плачешь, Вава Маша?
– Не-е-ет, что ты, Аленька, я не плачу, это я так просто… А бабушка… просто ушла, домой она ушла, – подытожила старушка.
«Интересно, – подумала Алька, – как это бабушка «ушла», если она и сидеть-то сама не может?» Что-то тут не сходилось, но Алька всё же решила не расспрашивать – домой так домой.
