Я также попросила выписать рецепт для обезболивающих лекарств, так как их не было в свободной продаже.
– Давай выпишу бесплатный, она раковая.
По моему лицу прошел нервный тик! Представляете, уже несколько месяцев я трачу практически всю зарплату на бесчисленные микстуры, пилюли, инъекции, а они, оказывается, могли ничего не стоить для меня.
– Ой, подожди, я посмотрю в перечне медицинских препаратов для онкобольных. Ага, это входит.
Чтобы не закатить безобразную сцену, я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Да, действительно, кто такая моя мать? Сумасшедшая полуживая старуха, недостойная адекватного лечения.
Если я сейчас выскажу все, что я думаю об этой ситуации и профессионализме этого горе-лекаря, ничего хорошего не выйдет, в заложниках у системы – мой любимый и беспомощный человек. Все мои силы были брошены на подавление эмоций и попытку удержать себя в руках.
Одновременно с заполнением бланков она несла очередную чушь. Мне приходилось расшифровывать ее тексты неандертальца. А ведь передо мной был представитель одной из самых сложных, требующих высокой квалификации профессий.
Улыбнувшись своей фирменной кривой улыбкой, я осведомилась, когда можно забрать документы.
– Послезавтра, – получила я ответ.
Она потеряла ко мне интерес. Я отработала роль общественного эмоционального клозета. Она слила своей негатив, пользуясь своим положением и не задумываясь о моем душевном равновесии.
Я попрощалась и поехала домой. К Женьке и маме.
Через два дня, традиционно сбежав пораньше с работы, я забрала у этого горе-терапевта необходимые документы.
И опять предстала перед этой безэмоциональной рожей в регистратуре психдиспансера после длительного ожидания в душном, непроветриваемом, заполненном людьми помещении.
Зомби без приветствия молча взяла направление, пошевелила губами, читая, и резюмировала:
– Здесь не хватает слова "на дому".
– Чего не хватает? – пытаюсь понять я.
– После фразы "требуется консультация врача-психиатра" должно следовать "на дому".
Я уже не могла справиться со своим негодованием, гнев и ярость как будто миксером перемешали мои мысли и блокировали волю.
– Давайте я допишу, – прошипела я, бросив все эмоциональные силы на борьбу с желанием закатить безобразную истерику.
– Вы не можете, – не прекращало вещать невозмутимо равнодушное лицо. – Вам нужно вернуться назад к терапевту, чтобы она внесла изменения и заверила их печатью.
Аудиенция опять была закончена. Из окошечка вытолкнули мою бумажку и, не прощаясь, опять выдали стандартное:
