Однажды, возвращаясь с работы, я остановилась, чтобы поговорить с Генкой, узнать, как у них обстоят дела.
«Сегодня комиссия у нас была из опеки», – сказал он.
«Зачем? С какой стати?», – удивилась я.
«Не знаю, может быть так положено? Пришли, посмотрели, все проверили и ушли», – ответил Генка.
«Все равно не понимаю. Сколько их было? Что сказали?»
«Четверо. Пришли, сказали, что с проверкой. С ними был наш врач из поликлиники. Спросили, где Юрочка спит, что ест, просили показать его вещи и игрушки. Все записали, сказали спасибо и ушли».
«Чудные дела твои, Господи!», – проговорила я.
Недели через три я случайно заметила мужчину и трех женщин, выходивших из нашего подъезда, но не придала этому значения. А еще через две недели меня разбудил настойчивый звонок в дверь. На пороге стоял Генка. Он тяжело дышал и удивленно хлопал глазами.
«Наталья Петровна, Юрочку забрали», – почти кричал он.
«Не поняла. Куда забрали? Кто забрал?»
«Комиссия из опеки. Вот дали бумажку и забрали Юрочку с собой», – Генка растерянно протянул мне листок.
Я быстро пробежала глазами: «Комиссия в составе…. Выявлено нарушение условий содержания малолетнего… Поскольку родители имеют заболевания, препятствующие реализации прав ребенка на развитие и образование… А так же неоднократное нарушение требований гигиены… Чушь какая-то! Ну-ка, пошли», – я схватила Генку за руку и потащила к ним в квартиру. «Где Ленка?»
«В ванной плачет», – промямлил Геночка.
Когда мы вошли в квартиру, я услышала громкий вой, доносившийся сквозь шум воды.
«Хватит выть, умывайся и иди сюда», – строго сказала я Ленке, – «Рассказывай, что случилось».
«Они говорят, что мы не можем дать Юрочке должную заботу и нарушаем его права. За нами, говорят, за самими уход нужен. Мы типа дураки, и не можем обеспечить своему ребенку никакого будущего. Сказали, что найдут ему других родителей, умных». И Ленка снова завыла.
«Пошли со мной», – крикнула я Генке, и мы побежали вверх по лестнице. На девятом этаже в нашем подъезде жила судья.
«Владислава Вацловна! У нас беда! Помогите!», – я путано начала объяснять ситуацию.
«Проходите, не на лестничной же клетке разговаривать!», – строго ответила Владислава.
После получасового выяснения всех обстоятельств, Владислава Вацловна тяжело вздохнула и сказала:
«Да-а-а, ребята. Дело, мягко сказать, не очень хорошее. С опекой шутки плохи. Куда ж вы раньше-то смотрели? Наташа. Ну, ладно, он», – Владислава кивнула в сторону Генки, – «А Вы-то что? Комиссия приходила три раза. Было вынесено предписание. Обжалования не последовало. Значит, со всем согласны. Все по правилам. Комар носа не подточит. Эти ребята умеют работать. Ходят не одни: с ними представители из детской поликлиники и из комиссии по делам несовершеннолетних. Скажите, у кого дома с маленьким ребенком все по полочкам лежит? Тут игрушки разбросаны, тут – баночка с недоеденным питанием, а здесь – носочки и трусики. Это с нашей точки зрения ничего страшного, вечером все уберем, а у них – беспорядок и антисанитария. И все под протокол. А уж если ребенок еще и заплакал, испугавшись чужих дядек и тетек, то тут врач быстро диагноз поставит – нарушение психического развития и куча всяких синдромов с непонятными названиями. Поди поспорь тут! Я думаю, кому-то очень Ваш Юрочка понадобился. Скорее всего, нашли родителей для усыновления. Дам я вам телефон – это очень грамотный адвокат по подобным вопросам. Уж, если кто и сможет вам помочь, то только она. Вот Стефания Бенедиктовна. Скажете, что от меня».
