Она пристально посмотрела на него:
– Но не отдал. Он давно говорил, что надоело ему по горам скакать, пора уже на старости лет устаканиться.
– Устаканился… – Рыжий невольно улыбнулся, отодвинул стул, заходил по комнате, съел еще бутерброд:
– И чего с ним делать?
– Продать.
– Фархату? Он придет и заберет. Не будет он платить.
– И что? Пойти и самим в руки ему отдать? – возмутилась Даша, – Тут раз в жизни перепало, и то…
Рыжий сел:
– Погодь, давай обмозгуем. Тут продавать нельзя, это однозначно… Слушай, надо уехать, и там продать, а?
– Куда уехать?
– В Москву! Куда ж еще? И отмазка есть. Типа там свадебное путешествие.
В поезде было жарко, курить запретили, и Ванька маялся от безделья. Он беспрестанно посматривал на часы, в ожидании очередной станции, на которой можно было бы выкурить сразу две, а то и три сигареты – впрок. Даша вязала, сидя на нижней полке. Ванька свешивался и придумывал, чего они купят, когда продадут «это». Дашка возражала – слишком роскошно, вызовет подозрение. Ванька пытался спорить, мало ли, может, у нее от Хорька приданое осталось, но сам понимал, что Даша права. Светиться нельзя.
Можно было поесть, но сегодня до обеда Ванька ел уже дважды – Даша долго разворачивала фольгу, резала овощи, раскладывала все это по пластиковым тарелочкам, а потом отмывала тарелочки в туалете и вытирала прихваченным из дома полотенцем. Больше ничего не происходило. Спать тоже не хотелось.
Неожиданно Ванька почувствовал явный табачный запах – фраерок с боковушки пришел из туалета и влез на верхнюю полку. Ванька, не спускаясь, неуклюже развернулся лицом к проходу.
– Слышь, ты в туалете покурил?
– Зачем в туалете? – удивился фраерок, – пятьдесят рублей проводнице сунул, она посторожила.
– В смысле? На стреме постояла?
Фраерок почему-то заулыбался и протянул Рыжему руку:
– Матвей.
– Еврей что ли? А я Иван, – перебил сам себя Рыжий.
Матвей Рыжему понравился. Он водил его курить за свои, поил на халяву пивом и слушал истории Рыжего о пацанах, по которым тот уже успел соскучиться, о мамке и брате. Даша сердилась и пыталась угомонить болтливого мужа, но Ванька ее намеков не понимал.
– Курнуть бы… Пиво не лезет, – пожаловался Матвей вечером и отвернулся в окно.
Ванька поворочался, соображая, а потом все же отправился в туалет, сняв с верхней полки увесистую спортивную сумку. Поставив сумку на мокрый унитаз, Ванька вынул из нее трехлитровую банку ароматного смородинового варенья. Из банки он, стараясь не заляпаться, достал пакет с планом и, размотав его над раковиной, отщипнул маленький кусочек. Потом долго заматывал план обратно в пакет, обклеивал скотчем, пока, наконец, не утопил его в банке. Застегнув сумку, Рыжий ахнул – весь пол, раковина, и даже зеркало, оказались заляпанными густым смородиновым вареньем. Рыжий попытался растереть капли ногой, но от этого они растеклись так, будто по полу тащили труп. Повесив сумку на крючок двери, в которую уже кто-то стучал, Рыжий начал лить воду на зеркало и в раковину, случайно промочив висевший у унитаза рулон туалетной бумаги. Что делать с полом, он не понимал. Наконец, сообразив, вынул из-за унитаза половую тряпку и вытер пол, а потом еще долго полоскал тряпку в раковине.
