Девица, представившаяся Леной, участия в его высоких душевных порывах не принимала: равнодушно стояла в отдалении, дожидалась, скользя взглядом скользя по экскурсантам и историческим объектам. В свои тридцать с небольшим она выглядела старше. Устала от выкрутасов выпивохи отца, матери, колотящейся над каждой копейкой, ищущей выгоду в любом мало-мальски выгодном деле. Используя дар залезать в душу своим и чужим, мать впихнула дочь в “ин-яз”, ничем, по-видимому, не побрезговав, так как сочла это предприятие очень выгодным. Вот Леночка теперь и отрабатывала…
На лице Лены, кроме безразличия и скуки, Бернхард иногда замечал недоумение. Он догадывался, что она не понимала, зачем какому-то заштатному немцу российская история. Её взгляд часто говорил ему: какого чёрта ты суёшь свой нос в каждую дырку. Почему задаёшь какие-то глупые вопросы экскурсоводам, если в русском ни бельмеса, а те ни слова по-немецки… Нарочито вяло тащилась к ним, переводила лениво и невнятно.
Он же старался быть с ней вежливым, предупредительным: поддерживал под локоток, одобрял взглядом, в ресторанах отодвигал для неё стул. А она? Локоток выдёргивала, на взгляд не отвечала и делала вид, что не понимает, когда он настойчиво просил на обед то пигус, то взвар.
“Нет, должность betreuer не по ней. Дело сопровождающей обеспечить мне наибольший комфорт, а она… только мешает.”
Бернхард замечал, что Лена, показывая местным экскурсоводам на него то взглядом, то кивком головы, посмеивалась над ним, а те поглядывали на неё с явным сочувствием. Но он терпел… Увы, сбежать от неё не представлялось возможным.
Как-то, заметив приближающегося к колокольне звонаря, Бернхард припустил за ним и уже стал подниматься по крутой деревянной лестнице, как вдруг Лена, распахнув настежь аккуратно прикрытую им дверь, ворвалась, схватила за рукав и стянула вниз.
– Да, что же это такое? Что ты мне житья не даёшь? Отстань от меня! – хотелось закричать ему во всю глотку.
Но промолчал.
Лена же процедила сквозь зубы:
-Ich bin fur Ihre Sicherheit verantwortlich.
А скольких трудов ему стоило уговорить реставраторов, жестами показывая на своды в храме, чтобы взяли его с собой на леса, и опять тоже:
– Я отвечаю за вашу безопасность.
“Неужели она и на Соловках будет опекать меня как нянька?”– волновался Бернхард, не сводя глаз с мелькавших за окном пейзажей, то величественных, то убогих…
Их поселили в новом гостевом доме на Торфяном озере. Номера оказались друг против друга. Ему выделили номер большой светлый, окнами на восток, ей комнатушку с видом на ельник. Бернхард с охотой парился в русской бане и нагишом нырял вместе с норвежцами в кажущуюся маслянисто-бурой, но удивительно чистую и прозрачную воду. Норвежцы рыбками повисали в воздухе и разрезали поверхность озера лёгким всплеском. Немец плюхался так, что вода выходила из берегов. Он досадовал на себя, сожалел о своей тучности, но радовался, что научился плавать в юности, посещая некоторое время тесный городской бассейн.
