– Мне плохо, плохо, – прошептала она и упала на холодный, пахнущий хлоркой пол.
Когда принесли ребёночка в следующий раз, и сестричка опять завела своё:
– К груди, мамочка, к груди.
Таня, вытянув вперёд руки и указывая ладонями, на ребёнка, сказала:
– Отдайте его отцу!
Но и этого ей казалось мало и при выписке из роддома, указав мужу таким же жестом на ребёнка, выкрикнула:
– Возьмите вашего сына, сэр!
– Таня! Что с тобой? Возьми себя в руки! – испугано вскрикнула мама, а муж взял ребёнка любовно, нежно, приподнял кружевной уголок, удивился круглым большим глазам, которые насторожённо рассматривали его. Петру было за сорок, и это был его первый ребёнок. Он уже знал, что с Таней происходит что-то не то, и готовился к чему-то, чего ещё не знал.
– Ах, мама, оставьте! – сказала Таня холодно и отстранённо, – Идите домой. Мы сами разберёмся.
Но разобраться самим оказалось не под силу. Таня, придя домой, сразу же ушла в свою комнату, повернула собачку на дверной ручке, упала лицом в подушки и пролежала так день и ещё день, и ночь. Пётр нервничал, пеленал, бегал за сухой смесью, разводил её водой, кормил, опять нервничал, стучал в комнату Тани. Таня не отвечала. Вышла на третий день в той же одежде, в какой пришла из роддома. Её лицо, распухшее, красное, злое испугало Петра. Он пытался заговорить с ней, показывал на кроватку, предлагал что-нибудь съесть, попить чая. Но ребёнок заплакал, и Таня закричала, зажала руками голову, схватила сумку, накинула пальто и выбежала из квартиры. Почти у порога столкнулась с Тамарой, оттолкнула её, побежала вниз по лестнице. Тамара за ней:
– Таня, Танечка, что ты, подожди.
Бежали по улице. Вдруг резкая боль в ноге, той самой, которую подвернула когда-то на кладбище, когда хоронили отца. Остановилась. Повернула к Тамаре лицо:
– Отстань, отстаньте все. Не хочу. Не нужен он мне, не нужен, понимаешь, не хочу.
– Таня,– как всегда спокойно и рассудительно, только веко дрожало, говорила Тамара, – Петру на работу нужно. Хочешь, я мальчика к себе буду брать на день, а после работы его Пётр забирать будет, – взяла подругу за руку, крепко сжала.
– Не хочу, не хочу, я ничего не хочу, я жить не хочу, – повторяла как безумная Таня.
– Ну, хочешь, к маме его твоей отнесём? – говорила Тамара.
– Только не к ней, из-за неё всё, хотя, отдай, отдай, пусть, игрушка у неё будет.
Таня хотела вырваться, убежать, но Тамара держала крепко, ей удалось довести подругу домой, раздеть, умыть, напоить чаем.
