Старший же, любимец отца, кандидат наук, уже несколько лет жил в Германии и занимался… автомобильным бизнесом. Сначала он звонил часто, они даже были в курсе его дел, но потом всё реже-реже. Тревожились о его здоровье, подозревая неладное. Ещё бы. Полученные в армии травмы чем только не отзывались.
– Уехал и не обследовался, как следует, – сокрушалась Зоя Викторовна. – Конечно, руку оперировать надо было сразу же, как вернулся из армии. Теперь вот немеет.
Она видела, как сын то поднимал руку вверх, помахивая кистью, то разминал запястье, заметила и то, что иногда по ней проходила судорога и тогда он старался спрятать руку в карман. На её вопросы он отвечал кратко: “Да, это так, ерунда”. Похоже, и почки у него сдают, лицо отёкшее.
С мыслями о сыновьях Зоя Викторовна села на кровать к мужу, обняла, на этот раз за плечи. С тревогой вглядываясь в его глаза, вдруг вспомнила, что когда-то, когда она кормила птиц, он, в ослепительно белой форме, зашёл к ним во двор и, испугавшись за неё, бросился на выручку… Разве забудешь? А та июньская ночь, когда они стояли на набережной, у чёрной в золотых огнях реке, ожидая чуда? Ну что, кажется, необыкновенного в том, что разводят мосты? С детства знакомое, должно стать равнодушно-привычным, но почему-то каждый раз, как впервые. Она до сих пор не-нет да бегает к Дворцовому и каждый раз так колотится сердце, когда створки моста медленно, почти незаметно начинают двигаться…
Тогда, много лет назад, стоя на набережной и согреваясь сильным мужским телом, ей казалось, что и они с Борисом, как корабли по Неве, пойдут по жизни широко, вольно и, готовая всё принять, она шагнула, забыв обо всех наказах матери, а та встретила её утром шёпотом:
– Шалая, шалая, иди, ложись скорее в постель, пока отец не проснулся…
– Ничего, Боренька, ничего. Поменяем квартиру, будем с Павликом жить, будешь за внучонком присматривать. Я пойду работать, видишь, я же ещё ничего, даже по заграницам разъезжаю, – и опять, будто поджидая кого-то, взглянула в окно, на отремонтированную крышу старого гаража, перестроенного во времена её бабушки из экипажной, служившей когда-то всему их подъезду сараем для дров.
Сегодня она, едва войдя во двор, сразу заметила новый Опель у подъезда, рабочих, устанавливающих стеклопакеты в квартире, где раньше жили Белоусовы. Над окнами рядом с Белоусовыми, крупно-грязно корёжилось: “SALE SALE SALE”и на подоконнике грудой хлама, обречённо вздыхая шелестом страниц, умирали книги… Ей вспомнилось, как соседка Белоусовых, Ольга Фёдоровна, незадолго до смерти сетовала, что её дети смеются над ней, называют книгоманкой и часто повторяют: “Ну, что ты в дом книги всё тянешь да тянешь, всё равно же, когда помрёшь – выкинем, так и знай. Лучше прикид себе новый купи, что в старье-то ходишь…”
