Эта картина в последнее время часто вспоминалась Борису Алексеевичу, когда он оставался дома один. Иногда ему думалось, что если бы умел рисовать, то обязательно нарисовал девушку, стоящую на крошечной лужайке посередине скованного грязно-жёлтыми стенами двора, которая кормит птиц. Иногда он размышлял о том, как бы сложилась его жизнь, не заверни он тогда в ту арку.
– А если б я тогда в этот двор не зашёл? Всё бы иначе могло сложиться. У Зойки-то нет, не я, другого бы привела. И детей нарожала, не от меня, а от кого-никого. А я ….
Но тут его фантазия явно истончилась, и он тоскливо прикурил, глядя в темноту выключенного телевизора.
– Интересно, когда же она вернётся, – думал Борис Алексеевич, – собиралась до июля у них побыть, а вчера звонила, говорит, не сегодня-завтра.
Услышал, как заёрзал в замочной скважине ключ, приободрился.
Зоя Викторовна, войдя в квартиру, быстрым взглядом пробежала из прихожей в комнату. Конечно, на кровати и с сигаретой. Носки на ковре. Пошарила глазами, бутылки не видно. Хоть это хорошо.
– Ну, как съездила? Как сынок? – это он с кровати. Ноги спустил, шарит ими, ищет тапки.
– Здравствуй что ли? – подойдя к мужу, обнимая его за шею, Зоя Викторовна поцеловала макушку с редкими поседевшими волосами и пристально заглянула в глаза.
– Здравствуй, здравствуй. Однако я тебя так быстро не ждал, – закашлялся и подумал – Что-то у тебя, у нас, мать, не то, какая-то ты кислая.
– Куришь? Посмотри на себя. Жёлтый весь, прокуренный.
– А что ещё ты предлагаешь мне делать? Сама фьють, фьють по за границам, я тут один сижу. Хорошо Павлик сигареты принёс и хлеб. Ну, как он там?
– Как, как? – Зоя Викторовна вздохнула и, присев на стул у окна, посмотрела на крышу гаража, упиравшуюся в стенку их дома, на дом напротив, – Ты птиц-то не кормил?
– Какие птицы? Ты о чём? – по-прежнему, сидя на кровати, раздражённо ответил Борис Алексеевич.
Его нездоровая худоба, опущенные плечи, щетина на щеках, голые ноги, которые, по-прежнему, никак не могли отыскать тапки – всё это было привычно Зое Викторовне и, глядя на Бориса ей становилось так больно, что хотелось бежать без оглядки и от него, и от себя… Как спешила она к старшему сыну, как надеялась… Не зря же они с Борисом, выматывая из себя всё что вмещалось в душе, жилах, на медные гроши тянули его в учёные. Да, на одних способностях он бы не смог… Везде требовались деньги. Сначала учителя, потом олимпиады, стажировки. После работы Зоя Викторовна переодевалась в безразмерный тёмно-синий халат и превращалась из инженера в уборщицу. Борис пол ночи переводил статьи. Копейки, конечно, но они выручали. Павлик шёл по накату. Учился хорошо, ровно, звёзд с неба не хватал, в олимпиадах не участвовал, ему родительское внимание было ни к чему…
