В ноябре Ивана Андреевича повезли на дачу.
Когда машина подъехала к участку, пошел мелкий холодный дождь. Худющий таджик по имени Ахмат, в какой-то бабской накидке, уже поджидал их у забора. Увидев приезжих, Ахмат заулыбался, начал лопотать что-то тарабарское.
—За ноги его крепче держи, тащи на себя, – с раздражением говорил таджику сын Ивана Андреевича, когда они вытаскивали отца из машины. Сын Ивана Андреевича был неуклюж, толст и не слишком подходил для успеха, но изо всех сил пытался понравиться новой жизни: еще весной обрил голову, повесил на грудь золотую цепь с массивным крестом и даже купил праворульный джип. Теперь он старался смотреть на людей безразличным холодным взглядом, но его пухлые, немного детские губы выдавали его с головой.
Ивана Андреевича кое-как дотащили до крыльца. Антонина Федоровна пыталась открыть замок, но ключ не поворачивался.
—Потерпи, Иван Андреевич. Что ты ноешь как маленький? – раздраженно говорила Антонина Федоровна.
Но ни она, ни сын дверь открыть не смогли. Замок открыл Ахмат.
В доме было холодно и сыро. Антонина Федоровна показала Ахмату на буржуйку и сказала:
—Топи чаще. В лесу сушняка навалом. Так что холодно вам не будет…
Иван Андреевич посмотрел на жену, на пар, который шел у нее изо рта, и тихо сказал:
—Тоня, привези мне молитвослов…
С тех пор началась у Ивана Андреевича новая жизнь. Жена Ивана Андреевича навещала его не часто, на электричке не наездишься, сын же сразу предупредил, что у него куча дел и ездить туда-сюда он не собирается. Поэтому случались дни, когда продовольственные запасы у Ивана Андреевича и Ахмата заканчивались, и тогда Ахмат шел в магазин за шоссе и там, если везло, за небольшую плату разгружал фургоны с товаром. Как-то Ахмат раздобыл на свалке старый велосипед, на котором теперь время от времени объезжал садовые участки, предлагая дачникам рабочую силу: чинил забор, бетонировал подвал… Поздно вечером возвращался домой с продуктами. Иван Андреевич, глядя, как Ахмат чистит картошку, думал: «Неужели ворует?»
Иногда Ахмат расстилал коврик и начинал молиться. Ивану Андреевичу тогда тоже хотелось молиться. «Может, какой-нибудь Бог нас и услышит!» – думал, он помнил только «Господи, помилуй!».
Когда Ивану Андреевичу становилось особенно плохо, Ахмат молился без устали, и через некоторое время Иван Андреевич засыпал. Уснув, Иван Андреевич стонал. Два сна постоянно преследовали его. В одном он будто идет по темному институтскому коридору. У кабинета Анатолия Максимовича горит тусклая электрическая лампочка. Иван Андреевич замечает, что идет он по узкой половице, а вокруг него грязная жижа, в которой плавают чертежи и схемы. Наклонившись, он видит, что это его авторские свидетельства, его не защищенная диссертация. Он пытается поднять их и падает в грязь… Во втором сне они с сыном гуляют вдоль железной дороги: зелень, желтые одуванчики. Сын его, маленький, розовощекий, бежит впереди него, вдоль железной дороги, а по рельсам мчится состав с бревнами. Потом эти бревна начинают сыпаться прямо на сыночка. «А-а!» – кричит Иван Андреевич…
