Как Гот мог дать согласие на то, чтоб его замуровали? В гнилом домике в лесу. Он здесь сгинет. Он точно сгинет. Впрочем, так ему и надо. Всё равно бороться не за что. Гот, собственно, согласен на смертную казнь.
Изнурённый парень застывает, как окорок в морозилке. Онемение щадит его. Позволяет сомкнуть глаза и покинуть сознание. Отдохнуть от сложных вычислений, гипотез и предположений своего будущего. Которое запутано…
…На следующие сутки находит себя помятым и почти перерождённым. Чистым. Эта чистота противоречит усталости. Гот встаёт, разминая конечности. Открывает шкафчики, ища что-нибудь съестное. Углубляется в закуток, сколоченный под баню. На сыром полу малиновеет пятно. Похожее на половик. Края его обрамлены белой каёмкой. Экзотический стелящийся гриб жутко красив. Смотреть на него – не говоря о том, чтобы трогать – неприятно. Гот обшаривает каждую полочку, наполняя пальцы занозами, но никакой сушеный пряник не караулит вершину пищевой цепочки.
Гот робко выбирается на улицу. Ожидал увидеть блестящее полотенце снега сголуба, но вместо этого пялится на скомканные огрызки бумаги увеличенного размера. Вокруг деревья: голые сосны и ветвистые берёзы. Они неупорядоченно сгрудились, словно дети выпускного класса для общего фото.
Гот выгуливает себя, считая это чем-то благотворным и оздоровительным. Готу неуютно оттого, что деревья пристально следят за ним. Водят вокруг хоровод, хотя он не именинник. Только виновник, но не торжества, а трагедии. Неужели вокруг виновников этого тоже крутятся, точно лёд и пыль вокруг Сатурна?
Гот уползает во временное убежище. Мучительней всего отсутствие информации. Словно тебя лишили уведомлений. И ты терзаешься, вдруг пропускаешь любопытные новости. Вдруг тебе кто-то ответил? Вдруг тебя кто-то оценил? Вдруг тебя разыскивает весь город? Эта изолированность от информации удручает больше всего. Ему нужно радио. Нужен поставщик свежих новостей.
Когда он слышит гудение мотора, то задерживает дыхание и забивается в угол. Где занавеска. Ждёт. Слушает. Мотор глохнет. Что-то шлёпает. Затем по земле чавкают ноги. В окне угадывается высокая тень с волосами цвета яиц дрозда. Эти яйца не нужно красить перед Пасхой. Гот вздыхает с облегчением: это просто Паника.
– Я же говорила, что буду тебя навещать, – бодро напоминает она, энергично заполняя пыльную клеёнку провизией в виде молочных сосисок цвета голубиных лапок, термосом с какой-то горячей бурдой, буханкой хлеба и пачкой крекеров.
