Тихо тикают часы. Только если раньше их тиканье было нейтральным, шло в никуда из ниоткуда, текло само по себе, то теперь оно отсчитывает, неумолимо приближая что-то страшное. Как бомба, поставленная на таймер.
Оказывается, теперь уже часы учатся у бомб. Берут к них уроки. Почему только не бомбы подражают часам? Вот было б здорово, если бы бомбы разучились взрываться, а просто указывали текущий час. Никто бы не погибал. Школы были бы в безопасности. Войны потерпели убыток своей эффективности.
Но – нет. Впереди – взрыв.
Фитоняша может подготовиться к нему, встретить его наряженной и осведомлённой. Так она не позволит боли себя сломить. Забавно. Она собирается на свидание с болью. Даже предвкушает его.
Достижение любой цели всегда приятно.
Темнота ночи похожа на плотную непроницаемую ткань без дырок. Без малейших просветов. Полотно толстое и абсолютное. Холод сковывает сильнее. Гот дезориентирован. Не различает собственных пальцев. Двигаться невозможно. Тьма пеленает его в кокон. Ветер расшатывает дверцу, как молочный зуб. Вот-вот освободит десну дверного проёма и положит под подушки в ожидании зубной феи.
Тело Гота колотится. Трясётся, будто в массажном кресле. Вибрирует, как телефон, на который звонит неизвестный номер. Первые цифры, однако, выдают чужой регион, что означает навязчивую рекламу. Что означает, дело не в нём. Никто не стремится справиться о его самочувствии, самоопределении и прочих важных вещах.
Впереди долгая ночь, пропитанная одиночеством, как тряпка хлороформом. Это пугает и утешает одновременно. Гот изолирован, будто больной. Впрочем, так оно и есть. Но берегут вовсе не его от мира. А мир от него. Вдруг ему захочется ещё разок продемонстрировать искусство вандализма?
Слышится, как кто-то скребётся в двери. Топчет снег. Пыхтит. Поскуливает. Собака? Вряд ли, но, может, и волк. Готу боязно сталкиваться со зверем. Вдруг забредёт и от голода покусает его? Вдруг какая-то псина уже лакомится Чмо? От этих мыслей тошнит. Мутит. Гот напрягается, готовый дать отпор. Обостряет органы своих жалких чувств. Но животина вскоре оставляет его в мёрзлой тишине.
Гот дрожит, как стакан во время землетрясения. Выдержит ли он? Или Паника нарочно оставила его вдалеке от цивилизации, чтобы он, лишённый здравого рассудка, незаметно для себя и для всех скончался? Что если её благородная помощь – всего лишь загримированная месть? Месть способна сливаться с фоном. Затаиваться. Выдавать себя за искреннюю поддержку. Чтобы выпад был неожиданным и больным.
