Она управляет Готом ровно так же, как автомобилем, который везёт их в ужасную глухомань. Фонари редеют. Ночь смыкает глаза. Гасит лампочки удильщиков. Чернь становится такой густой, что в ней можно увязнуть, как в непроходимых джунглях. Они остаются одни на дорожной кишке. Коричневые пятиэтажки сменяются дачными домиками. Из некоторых льётся канареечный свет, из некоторых – призрачный дым. Из некоторых не льётся ничего.
Вглубь. Дальше. Рядом истекающий такой же вязкой кровью Чмо.
– Ты знаешь, куда везёшь меня? – ёрзает на задних сиденьях готический убийца.
– Я тебя спрячу, – обещает Паника. Точно так же помогают родители деткам придумать особенно сложное место для игр в прятки. Изобретательное. Такое, какое не придёт в голову первым. – Но для начала мы должны спрятать его, – указывает влево.
Гот согласно трясётся, и они оставляют магистраль. Сворачивают на придаточную тропинку. Продираются медленно. Только фары режут тьму. Стылый лесной воздух оборачивает кисти рук, просачивается сквозь одежду. Холодильник с деревьями внутри.
Наконец, Паника тормозит, глушит мотор и говорит: «Выходи». Гот выкарабкивается наружу. Синеволосая разевает левую дверцу и с лёгкостью вынимает Чмо. Держит его, как младенца. Только не укачивает и не тянется носом в свёрток. Втроём они шествуют к заброшенному участку. Заросший дикой травой, стянутый крапивой, с обнажёнными кирпичами, не обмазанными цементом, дом не слишком гостеприимен. Гот нашаривает неровный шершавый камень и зашвыривает его в окно. Глухой звон будит закостеневшую душу, всколыхивает тишину.
Парень лезет внутрь. Отчаянно и прямо. Без деликатной осторожности. В ладони впиваются осколки. Подтягивается на слабых руках и обрушивается на пол. Гнилой и какой-то размокший.
– Принимай, – шикает Паника, вытягиваясь на цыпочках и поднимая свою ношу.
Гот изворачивается так, как ни одна поза йоги не сложила бы его. Цепляется пальцами за куртку Чмо. Пальцы ползут, замыкаются за спиной. Если бы не поддержка Паники, то Чмо бы давно утянул его вниз. В болото. В могилу. Липкая слюна клеится к горлу, грозя приступом удушья. Гот напрягается. Сдувает лёгкие. Сжимает желудок. Вспоминает сказку про репку. «Тянет-потянет, а вытянуть не может». Чмо ничем не отличим от репки. Последняя предсмертная роль его дружка оказывается прозаичной и смешной.
Когда «Детка» отчаивается, то тело всё-таки вваливается в полуразрушенное здание. По инерции Гот падает на спину, утаскивая с собой мертвеца. Выбирается из-под его груза, тяжело и суетно пыхтя. Оглядывается, заставляя себя дышать ровнее. Очертания предметов подсказывают, что есть что. Гот волочит мальчика за ворот к утлому дивану, придвинутому к стене с отслоенными обоями. Со скрежетом отодвигает грязную и какую-то сваленую мебелину. Пропихивает в образовавшийся проём тело. Готу слишком болезненно думать о человеке, к которому так привык, как о теле. Это слишком неправильно. Резко. Лицо некогда простодушного мальчишки не обезображено, и не верится, что это юное прелестное создание обречено прекратиться так рано. Почему-то именно Мирные Жители должны первыми выбывать из игры.
